Три товарища и другие романы. Эрих Мария Ремарк

Улицы были светлы и пустынны. Рекламные вывески сияли. В витринах бессмысленно горел свет. В одной из них стояли голые восковые куклы с раскрашенными лицами. Они выглядели таинственно и развратно. Рядом сверкали драгоценности. Дальше был универмаг, залитый светом, как собор. Витрины пенились пестрым, сверкающим шелком. У входа в кино сидели на корточках бледные, изможденные люди. А рядом красовалась витрина продовольственного магазина. В ней громоздились башни из консервных коробок, вяли окутанные ватой яблоки, тушки жирных гусей висели, как белье, на веревке, коричневые круглые караваи лежали между грудами твердых копченых колбас, и переливались розовыми и нежно-желтыми цветами тонкие ломтики лососины, семги и разных сортов печеночного паштета.

      Мы присели на скамью на краю сквера. Было прохладно. Над домами электрическим фонарем зависла луна. Было уже далеко за полночь. Прямо на проезжей части улицы рабочие разбили палатку. Они ремонтировали трамвайные пути. Шипела сварка, тучи искр осыпали озабоченно склоненные темные фигурки. Тут же, словно полевые кухни, дымились котлы с горячим асфальтом.

      Мы думали о своем.

      – Странная штука все-таки воскресенье, а, Отто?

      Кестер кивнул.

      – Ведь мы даже рады, когда оно проходит, – задумчиво сказал я.

      Кестер пожал плечами:

      – Наверное, мы так привыкаем к своему ярму, что без него нам сразу делается не по себе.

      Я поднял воротник.

      – А что, собственно, мешает нам радоваться жизни, Отто?

      Он взглянул на меня с улыбкой.

      – Ну, нам с тобой кое-что другое помешало, Робби.

      – Что правда, то правда, – согласился я. – И все-таки…

      Резкое пламя автогена зеленым язычком лизнуло асфальт. Освещенная изнутри палатка казалась островком тепла и уюта.

      – Как ты думаешь, во вторник мы покончим с «кадиллаком»? – спросил я.

      – Возможно, – сказал Кестер. – А почему ты спрашиваешь?

      – Да так просто.

      Мы встали и пошли домой.

      – Что-то я сегодня не в своей тарелке, – сказал я.

      – Со всяким бывает, – сказал Кестер. – Спокойной ночи, Робби.

      – И тебе также, Отто.

      Дома я лег не сразу. Конура моя мне вдруг разонравилась. Люстра была отвратительной, свет слишком ярким, кресла потертыми, линолеум скучным до безнадежности, а чего стоил умывальный столик и эта картина с изображением битвы при Ватерлоо, – нет, сюда нельзя пригласить порядочного человека. А тем более женщину. Разве что какую-нибудь девицу из «Националя», подумал я.

      III

      Во вторник утром мы завтракали во дворе мастерской. «Кадиллак» был готов. Ленц держал в руках лист бумаги и взирал на нас с видом триумфатора. Он ведал у нас рекламой и только что огласил нам с Кестером текст составленного им объявления о продаже автомобиля. Начиналось оно словами: «Домчит вас в отпуск в южные края шикарный лимузин», и было чем-то средним между одой и гимном.

      Мы с Кестером молчали, опешив под натиском бурного потока цветистой фантазии. Ленц