Три товарища и другие романы. Эрих Мария Ремарк

мы собрались уходить.

      – Я отвезу вас домой, – сказал мне Бройер.

      – Хорошо.

      У него в машине нашелся плед, который он положил Пат на колени. Она выглядела теперь очень бледной и усталой. Женщина, с которой мы сидели за стойкой, при прощании сунула мне записку. Я сделал вид, что этого не заметил, и сел в машину. Дорогой смотрел в окно. Пат сидела в углу и не шевелилась. Я даже не слышал ее дыхания. Бройер поехал сначала к ней. Он знал, где она живет, вопросов не задавал. Она вышла из машины. Бройер поцеловал ей руку.

      – Спокойной ночи, – сказал я, не взглянув на нее.

      – Где вас высадить? – спросил меня Бройер.

      – На ближайшем углу.

      – Я с удовольствием довезу вас до дома, – возразил он как-то поспешно и преувеличенно вежливо.

      Он явно не хотел, чтобы я вернулся к ней. Я раздумывал, не дать ли ему по физиономии. Но он был мне слишком безразличен.

      – Ладно, тогда отвезите меня к бару «Фредди».

      – А пустят вас в такое время?

      – Очень трогательно, что вас это заботит, – сказал я, – но будьте покойны, меня везде еще пускают.

      Как только я произнес эти слова, мне стало его жаль. Ведь он наверняка казался себе весь вечер лихим и обаятельным гулякой. Такие иллюзии нельзя разрушать. Я простился с ним более учтиво, чем с Пат.

      В баре было еще довольно много народу. Ленц и Фердинанд Грау играли в покер с владельцем магазина модной одежды Больвисом и еще с несколькими мужчинами.

      – Присаживайся, – сказал Готфрид, – сегодня покерная погода.

      Я отказался.

      – Да ты только посмотри, – сказал он, кивая на целую кучу денег. – И без всякого блефа. Масть сама так и прет.

      – Ну ладно, – согласился я. – Давай.

      Я на первой же сдаче на двух королях обставил четверых.

      – Каково! – воскликнул я. – Похоже, и в самом деле сегодня шулерская погода.

      – Тут такая всегда, – заметил Фердинанд, протягивая мне сигареты.

      Я не хотел здесь задерживаться. Но теперь вдруг снова почувствовал почву под ногами. Настроение, конечно, было неважное, но все-таки здесь была моя старая честная родина.

      – Поставь-ка мне полбутылки рома! – крикнул я Фреду.

      – Смешай его с портвейном, – сказал Ленц.

      – Нет, – сказал я. – Некогда экспериментировать. Хочу надраться.

      – Ну так выпей сладких ликеров. Что, поссорился?

      – Ерунда.

      – Не скажи, детка. И не пудри мозги старому папаше Ленцу, который собаку съел в сердечных делах. Признавайся и хлобыщи.

      – С женщиной нельзя ссориться. На нее можно разве что злиться.

      – Что-то слишком тонко для трех часов ночи. Я, кстати говоря, ссорился с каждой. Когда кончаются ссоры, то скоро и всему конец.

      – Ладно, – сказал я, – кто сдает?

      – Ты, – сказал Фердинанд Грау. – Радуйся, у тебя мировая скорбь, Робби. Береги ее как зеницу ока. Жизнь пестра, но несовершенна. Между прочим, для человека с мировой скорбью ты блефуешь на славу. Два