Стая. Борис Алексеев

«добропорядочных» младенцев будущие убийцы, насильники и прочие волонтеры зла. Они, как ложка дегтя, готовы испортить бочку государственного меда, посеять страх и панику в обществе, разрушить институт социальных гарантий и превратить жизнь простых граждан в полуживотное существование под лозунгом «Спасайся кто может!»

      Профессор вытер платком загривок. Со стороны было видно, как он все более распаляется, нервничает и сам начинает играть не широко и объемно, согласно правилам старшинства, а точечно, сверяя свои реакции с действиями нападающей стороны.

      «Какого черта я согласился на этот курс?» – пульсировал Пухловский, нутром чуя назревающий коллапс, возникающий поверх лекционной программы.

      Он попытался отчаянной репликой про социальную ответственность граждан перед государством прекратить накат студенческого разногласия, но тут к кафедре выбежал какой-то очкарик и, перекрикивая профессора, обратился к аудитории:

      – Бакланы! Бомбит пан профессор. На хрен нам его геморрои!..

      Парень зыркнул в сторону лектора и, сбиваясь на подростковую феню, на «великом и могучем» полурусском диалекте рассказал историю, как его брата-рыбаря за лов без лицензии рыбнадзор сдал прокурору, тот – в суд. Короче, выкатили рыбачку́ зону аж на целых пять лет.

      – И че? – сокрушался парень. – У Витьки жинка да два малых. Чем кормить прикажете? Он же рыбарь, от моря башляет. Ему власть ломит в харю: хошь ловить сетью – гони монету за лицензию. А у него деньжат – нема! И куда, – парень сверкнул глазами в сторону профессора, – торчит, блин, эта ваша гребаная вертикаль?

      Пухловский попытался возразить очкарику, но не успел сказать и двух слов, как парень взмахнул рукой и заорал на всю аудиторию:

      – Хрена вам!..

      К нему подбежали несколько парней и попытались успокоить крикуна, но в этот миг еще один «оратор» сорвался с дальних рядов, протиснулся к кафедре и визгливым голосом заорал:

      – Братва, тусит препод! Валим отсюда!

      Что только не случается с человеком, когда он, не желая включить мозги, машинально подчиняется внешней крикливой доминанте? Возможно, им руководят два тайных пережитка прошлого: ощущение личной защищенности в однородной среде – стае (согласитесь, это ощущение комфортно и притягательно для человека, не имеющего личной точки зрения) и право члена всякой стаи на коллективное чувство дикаря-разрушителя. Увы, от этого нас никогда не избавят ни развитие цивилизации, ни собственные духовные упражнения.

      Опыт «натурального дарвинизма» генетически неистребим. Историческая память о прошлых сражениях, хмель пирровых побед постоянно вторгаются в нашу жизнь, путая с небылицами ее лучшие замыслы и разрывая в клочья благонамеренные надежды современных гуманистов-интеллектуалов.

      Вот такой «натуральный» взрыв древних эмоций случился на вполне безобидной лекции профессора Пухловского «История и виды сосуществования людей друг с другом». Что может быть