Книга Пыли. Тайное содружество. Филип Пулман

лег в сторонке, чтобы мы ему не мешали.

      Он разбудил нас до рассвета, как и обещал, – на востоке едва затеплился бледный свет. Мы позавтракали сушеными смоквами и полосками сухой верблюжатины.

      И поехали дальше, пока не началась жара.

      Около полудня Чэнь сказал: «Это там». И указал на восток – туда, где, по моим расчетам, находился самый центр Карамаканской пустыни. Мы с Хассалем смотрели, но ничего не увидели – как ни таращили глаза и как ни заслоняли их от солнца.

      Полдень уже миновал, сейчас самая жаркая часть суток, и мы отдыхаем. Хассаль соорудил навес из пары одеял – получилось пятнышко тени, в котором мы все лежали (и Чэнь тоже). Удалось немного поспать. Снов больше не видели. Верблюды лежат, закрыв глаза, и равнодушно дремлют.

      Боль утихла, как Чэнь и обещал, но сердечная рана осталась. Гнетущая, мучительная тоска. Когда же это кончится?

      Карамакан, 27 сентября, вечер

      Мы снова в пути. Пишу это, сидя на спине верблюда.

      Чэнь уже не уверен, в какую сторону ехать. Я спросил его, где же цель нашего пути. Он сказал: «Дальше», – только и всего. Но куда именно дальше – не совсем ясно. Он не видел «этого» со вчерашнего дня, а когда мы спросили, не смог объяснить, что именно видел. Я предположил, что речь идет о том красном здании, но мы с Х. не заметили ни единого цветного пятнышка среди бесконечного и почти нестерпимого однообразия песков.

      Оценить, сколько мы уже проехали, невозможно. В километрах явно немного; но я не сомневаюсь, что завтра мы достигнем центра этого Богом забытого места.

      Карамакан, 28 сентября

      Этой ночью, слава богу, было полегче. Сны сложные и путаные, но не такие кровавые. Я спал крепким сном, пока Чэнь не разбудил нас – опять до рассвета.

      Теперь и мы это видим. Поначалу оно было как мираж – мерцающее, зыбкое, плывущее над горизонтом. Затем как будто отрастило основание и прикрепилось к земле. И теперь, наконец, утвердилось со всей определенностью: большое строение, вроде крепости или ангара для гигантского дирижабля. Никаких деталей на таком расстоянии не видно – ни дверей, ни окон, ни укреплений, ничего. Просто большое прямоугольное здание, темно-красного цвета. Полдень только что миновал; сейчас я допишу эти слова, заберусь под навес Хассаля, и самую жару мы проспим. А когда проснемся, останется сделать последний рывок.

      Карамакан, 28 сентября, вечер

      Мы подъехали к зданию и увидели тех самых жрецов, солдат или стражников – и впрямь не разберешь, кто они такие. Не вооружены, но могучего сложения и грозные на вид. Какой они расы, непонятно, но точно не европейцы, не китайцы, не тартары и не московиты. Кожа бледная, волосы черные, а глаза круглые – пожалуй, больше всего похожи на персов. По-английски они не говорят – по крайней мере, нас с Хассалем не удостоили ответа. Но Чэнь без труда общается с ними на каком-то другом языке – думаю, на таджикском. Одеты они все в простые халаты и широкие штаны из темно-красного хлопка, такого же цвета, как и здание; на ногах – кожаные сандалии.