Армия. Павел Николаевич Сочнев

уснуть на смене, то можно было пропустить (просрать) самолёт. Ну вот в принципе и всё про сленг. Были и другие, менее значительные слова и выражения, но эти, наверно, были самыми важными в службе. Нужно было шамшить и не срать. Если с шамшить более-менее получалось, то не срать (не спать) часто не получалось. Просерали засечки, кодограммы, сигналы и даже целые самолёты. Нет, большая часть летящей в эфире морзянки, находила своих адресатов. Большая, но не вся. А ещё у нас были головные телефоны. Это на гражданке наушники. Там же наручники, напальчники, наножники, нажопники и прочие на-. А у радистов – головные телефоны.

      Как интересно работает человеческий мозг. Я пожалел (делал это не сильно, но часто почти полтора года), что попал в армию, но ни разу не пожалел, что пошёл. С первых дней службы, мои одногодки (это те, которые с одного призыва, вне зависимости от возраста), каждый по-своему, пристально вглядывались в бесконечно далёкий день демобилизации. Кто-то считал дни, кто-то часы. Один даже считал секунды. Наиболее извращённые переводили срок в кружки и литры компотов, чая, кофе, килограммы масла, метры селёдки… Я даже не пытался считать ни в какой системе измерений, ни в компотной, ни в селёдочной. Я знал, что, когда ни будь это закончится. Когда ни будь, но очень нескоро. Вообще, всё заканчивается, и я с возрастом понял, что чем позже «это всё» закончится, тем лучше. Как говорят китайцы «Главная хитрость жизни заключается в том, что нужно умереть молодым, но как можно позже».

      А пока армия продолжалась, нас приучали (натаскивали) на принятые в полку правила и порядки. В туалете курить было запрещено, а в курилке нельзя было гадить. С курилкой понятно и все это поддерживали, а в туалете то почему нельзя?! «Потому что!» Такой ответ устроил всех и сразу. Со столь сильной аргументацией не поспоришь. Да мы и не спорили, потому что не спорить нас научили раньше, почти сразу. И курить можно было только в курилке. И руки в карманах штанов держать тоже было нельзя.

      Днём поштучно выходить не разрешалось, только в объявленный сержантом перерыв. Перерыв тоже был регламентирован – не более пяти минут. Курящие, которых было подавляющее большинство, делились на две группы. Первая группа бежала в курилку и начинала курить, вторая группа неслась, аки северные олени, в туалет, который располагался метрах в восьмидесяти от курилки. Минуты через две, «северные олени» из туалета неслись в курилку. Курильщики, вытянув руки с сигаретами, выкуренными наполовину, ждали. Бычки передавались наподобие эстафетной палочки. И те, кто только что курил бежали в туалет. А те, кто не курил, прогулочным шагом двигались в туалет и справляли нужду в тот промежуток, когда курильщики обменивались бычками. Все три группы перед окончанием перерыва встречались на крыльце. Вот так весело и бодро проходили перерывы. А, да! Шинели мы не одевали. Не тратили на это время. И ничего. Вчерашние раздолбаи и не очень, у которых, по твёрдому мнению сержанта, из задниц торчали «мамины пирожки», потихоньку становились не новобранцами. Старослужащими