Пока вода не станет прозрачной. Татьяна Бурдакова

я в Московском университете на юридическом – и у меня нет ни малейшего представления о том, кем я буду через несколько лет. Пока мне просто нравится валять дурака на лекциях по какому-то праву: мы с моей подругой Надей играем в морской бой и слагаем бесстыдные памфлеты о преподавателях. У Нади потрясающе циничное чувство юмора, длинные, волнистые тёмные волосы и своя роскошная квартира на «Полежаевской». Чтобы не ехать домой, за город, на такси – у меня просто нет на это денег, – я всегда остаюсь у неё ночевать после всяких рок-концертов, на которые мы с ней так любим ходить. Коротая время до рассвета и даже не думая тратить его на бессмысленный сон, мы варим пельмени, купленные в круглосуточном супермаркете на углу, щедро разбавляем чёрный кофе дорогущим отцовским коньяком, самозабвенно, не щадя соседей, распеваем песни в телевизионные пульты, используя их в качестве микрофонов, в который раз пересматриваем легендарных «Мечтателей» Бертолуччи и, разумеется, сплетничаем о ребятах с параллельного потока. Надя пишет стихи – мрачные, все о несчастной любви, – и не верит мужчинам. Я тоже пишу стихи, но они, в отличие от Надиных, очень наивны.

      Каждое утро я наспех выпиваю чай, кидаю учебники в большую зелёную сумку и вылетаю из дома. Может быть, я еду в университет – а может, прогуливаю пары, прожигая время где-нибудь там, где мне никто не мешает мечтать: ищу в нашем подмосковном лесу давно исчезнувшие развалины старого деревянного санатория Академии наук, где бывали когда-то Пастернак и Цветаева и который десять лет назад сожгли, брожу по улицам с плеером, мечтая о будущем, – или прихожу на берег реки, протекающей недалеко от моего дома, и долго-долго стою и смотрю, как движется светлая, задумчивая вода, как уплывает вместе с ней время, и слушаю, как существует то, что так для меня привычно, в моменты, когда здесь никого нет. Пытаюсь научиться наконец уверенно брать аккорды на старой папиной гитаре, иногда сажусь за фортепиано, чтобы окончательно не забыть то, что умела когда-то хорошо играть, беспрестанно ссорюсь и мирюсь с мамой, по вторникам и четвергам хожу в автошколу, а по выходным – сплю до обеда, встречаюсь, кроме Нади, ещё с двумя-тремя близкими, давними подругами – и из всего этого и состоит моя вполне счастливая, ничем не примечательная для окружающих жизнь.

      II

      В один из ноябрьских вечеров мы с Надей как обычно возвращались после занятий в университете. Уже стемнело, зажглись фонари; гудели машины, теряя время в длинной пробке на проспекте Вернадского, торопились к метро другие студенты – кто компаниями, кто по двое, кто поодиночке. Мы тоже торопились – у нас были билеты во МХАТ на сегодняшний концерт Гребенщикова, – но я всё-таки предложила Наде по пути завернуть в палатку за хот-догами: днём мы не успели пообедать.

      Заняли очередь за какими-то ребятами. Сама не знаю, почему, – но улыбка так и светилась на моём лице. Это был один из тех дней, которые время от времени случаются в жизни каждой девушки: когда удивительно ладно чувствуешь себя в своём теле, со своей фигурой и ростом, высота твоих каблуков