Обладатель великой нелепости. Борис Левандовский

ему доводилось видеть: казалось, здесь негде было одновременно развернуться даже двум паукам, прилипшим к потолку у самого плафона, внутри которого находилась тусклая сорокаваттовая лампочка. Когда док включил свет, насекомые лениво дернулись, но остались на месте. По сути, это была просто маленькая кладовка, в которую какому-то умнику пришло в голову впихнуть стеллаж, забить его под самую завязку картонными папками и затем гордо назвать этот паучиный рассадник архивом.

      – Вы что, не можете приобрести компьютер? – спросил Герман, глядя на эту чудовищную тесноту.

      – Не хватает средств, – док вошел первым и едва втиснулся между стеллажом и стеной.

      Герман подумал, что если последует за ним, паукам придется потесниться. Оставшись в дверях, он оперся о косяк.

      – Полтора года назад? Значит… март или апрель, – проговорил док, роясь в каких-то пыльных папках с выражением, которое ясно говорило: «Нет, ты видишь, как я вынужден пачкать свой белый халат за твои несчастные десять баксов?!»

      – Как ваша фамилия?

      Герман назвал.

      Док с громким сопением (вероятно, виной тому была пыль) копался минут десять, подолгу всматриваясь в каждую отобранную им папку и в каждую страницу отобранной папки, отчего у Германа возникло забавное подозрение, что тот разучился читать и пытается отыскать знакомые буквы.

      – Э-э… – наконец произнес док и расправил свободной рукой загнутый уголок страницы. – Вот и ваша стационарная карта.

      Герман непроизвольно весь напрягся: сейчас он узнает… сейчас он узнает… СЕЙЧАС…

      На лбу выступил холодный пот, рубашка тоже моментально взмокла.

      – Так, посмотрим… – бормотал док, а в линзах его темных очков Герман видел подпрыгивающие значки слов наоборот.

      – Так… Диагноз… Острый перитонит… Проведена операция… Оперировал… Угу… Состояние удовлетворительное… Ага – вот как! На следующий день было ухудшение… Анализы… Проведено переливание крови в объеме…

      – А что именно вас интересует? – он поднял глаза на Германа.

      – Ничего… Я уже выяснил, – глухо отозвался Герман и без церемоний развернулся.

      элементарно

      Он вышел из старого больничного корпуса, еще польской постройки, и задержался на мгновение у входа, чтобы глотнуть влажный воздух: это был запах долгих дождей – чуть-чуть грустный, как прощальные духи уходящего лета. Небо еще оставалось чистым, но Герман чувствовал, что за самыми дальними крышами домов уже собираются серые клубящиеся тучи, объединяясь в гигантский мокрый кулак.

      Машина ожидала Германа на стоянке, тремя кварталами ниже по улице. Он направился к ограде больничного двора мимо двух чахлых кленов, на которых взбалмошная ранняя осень, как проходивший мимо неряшливый художник, уже кое-где тронула листья красно-желтой краской.

      «Элементарно – вот КАК» – подумал Герман.

* * *

      – Ты оказался прав, парень, – они влили мне зараженную кровь.

      «Элементарно, да?» – снисходительно усмехнулся Гера.

      Выходит, именно так все и было: