Обладатель великой нелепости. Борис Левандовский

возвращаться мрачное настроение. – А то сторож услышит.

      Палка отлетела к забору. Мальчишки снова обошли теремок, вернувшись к входу, и по очереди влезли внутрь почти игрушечного строения.

      Выпрямиться в полный рост здесь было невозможно, но зато было удобно и уютно сидеть. Из маленьких окошек умиротворенно струился уличный свет, жары не здесь не ощущалось. Этими летними каникулами мальчишки приходили сюда часто.

      Гера смотрел себе под ноги, что-то вычерчивая носком по усеянному песком дощатому полу; его друг вынул из кармана две помятые сигареты «Космос», которые стянул накануне из отцовской пачки, и протянул одну Гере. Тот неловко подставил руку и чуть не уронил сигарету на пол.

      – Так что произошло в фотосалоне?

      Гера оглянулся на двух пробежавших мимо входа собак, и, немного подумав, сказал:

      – Это объектив… все из-за него. Туда смотришь… Это как взгляд в будущее. Понимаешь?

      Друг слегка разочаровано пожал плечами.

      С видом заправских курильщиков они растянули по сигарете и некоторое время пыжились, сдерживая кашель от первой затяжки: кто не удержится – тот слабак.

      Гера шмыгнул несколько раз носом и закашлялся.

      – Да не переживай ты, – товарищ похлопал его по колену. – Блеванул – и полегчало. Все это фигня.

      Гера мотнул головой:

      – Нет, не фигня – это… было.

      – Было – что?

      – Понимаешь, короткий щелчок… возникает глаз диафрагмы. Он расширяется. Я это видел. Кажется, что этого не может быть, но я видел – он расширялся очень медленно. А потом мне показалось, что я куда-то перемещаюсь. Будто что-то происходит и со мной, и со временем. Мне показалось, что я… – Гера взволнованно затянулся сигаретой. – Что я пробыл очень долго в каком-то другом месте.

      – Что-что? – переспросил друг.

      – Это как… не знаю… это что-то странное. Иногда у меня появляется такое ощущение, когда я фотографируюсь, совсем немного. Но сегодня…

      – Тогда не фотографируйся больше, вот и все.

      Гера глянул на товарища так, будто перед ним сидел самый непроходимый тупица в мире.

      – Блин! – да разве дело в этом?

      Он сплюнул на пол и растер влажную песочную кашицу.

      – Понимаешь, такое ощущение, что ты много-много лет торчишь на какой-то стене и смотришь, смотришь… И это продолжается очень долго, наверное, десятилетиями.

      Его товарищ хрюкнул от смеха, но, увидев лицо Геры, изобразил серьезную мину. Гера сделал вид, будто не заметил этого.

      – Когда все это закончилось, меня стошнило.

      – Ну, допустим. И где же ты был?

      Гера не смог определить, подтрунивает ли его друг, или интересуется всерьез. Он почесал ухо и затер окурок под скамейкой.

      – Ну, когда щелчок аппарата замолкает, или… прекращается, – не знаю, как сказать это правильнее – это трудно вообще объяснить словами. В общем, ты словно возвращаешься назад и все забываешь.

      – О чем?

      – Черт! – да о годах!

      – Висения