Иосиф и Сталина. Семён Ходоров

Из окна большой комнаты, где стояло более двух десятков кроватей, Соня увидела багровый краешек заходящего солнца, который небрежно зацепился за скалистый берег Волги в татарском городе Казани.

      В сознании Сони крепко засело слово «временно», которая проговорила в вагоне Тамара Ивановна. Она ещё не знала, что нет ничего более постоянного, чем временное. Это слово с лёгкостью заменяется выражением «пока суд да дело». Но не было никакого суда и никакого дела: Соня пробыла в детдоме около пяти лет. Нельзя сказать, что её маму не искали. Однако в полной неразберихе начала войны трудно было что-то выяснить. В это время мать, которая тоже тщетно пыталась найти дочку, попала на фронт, где вышла замуж за однополчанина и сменила фамилию на фамилию мужа. Поэтому, после войны повзрослевшая Соня также не нашла свою маму. После окончания школы она покинула «нелёгкие университеты» детдома и поступила в медицинское училище, уйдя, тем самым, на самостоятельные хлеба. По распределению Соня попадает в одну из лучших больниц города, где и знакомится с молодым интерном Марком Перельманом, за которого и выходит замуж, так и оставшись, помня завет матери, на фамилии Уманская.

      Кто же мог предположить, что этот самое наставление сыграет важную роль в событии, которое произойдёт через 15 лет с момента, когда Соня потеряла свою мать. Кто мог подумать, что мужу Любови Моисеевны Уманской присвоят звание полковника и переведут с повышением по службе в город Казань. Когда же Соня подхватит воспаление лёгких и ей понадобятся антибиотики, доктор Марк Перельман войдёт в ту самую казанскую аптеку, где фармацевтом работала её мать. Он протянул ей рецепт на лекарство, она поспешным взглядом прочитала название таблеток и отошла к аптечному комоду, чтобы извлечь их из ящика. Однако, что-то привлекло её внимание в поданном рецепте. Она снова, уже более внимательно, всмотрелась во врачебное предписание. Глаза острой вспышкой резанули именные данные больного. Там было чётко выписано, что лекарство предназначено Уманской Софье Самуиловне. У Любови Моисеевны подкосились ноги и она стала оседать на холодный кафельный пол. Марку пришлось перепрыгнуть через прилавок, отделяющий фармацевта от покупателей, и всеми доступными ему врачебными методами приводить немолодого, но привлекательного провизора в чувство. Когда Любовь Моисеевна открыла глаза, из её уст прорвался шёпот:

      – Кажется, я нашла свою дочку.

      Ничего не понимающий, Марк счёл прерывистую абракадабру фармацевта за полубредовый абсурд и посчитал нужным спросить, где хранятся успокаивающие таблетки. Однако Любовь Моисеевна неожиданно, достаточно прытко, приподнялась с пола, залпом осушила стакан воды и надрывно попросила:

      – Предъявите, пожалуйста, документ женщины, для которой выписан рецепт.

      Ошеломлённый Марк тут же достал Сонин паспорт и протянул его фармацевту. Она долго всматривалась в фотографию, окропляя её горючими слезами, приговаривая сама себе:

      – Да, нет сомнения, это моя девочка, моя Сонечка,