Рожденная второй. Эми Бартол

как меч, застрявший в камне, – метафора, символизирующая превосходство Удела Мечей над Уделом Камней.

      Дом Наследия исчезает позади. На следующей группе башен показывают мое изображение в реальном времени – каждое движение отражает меня. Рядом с Дюной я кажусь крошечной, совсем не такой, как себя представляю. Внутри меня – огромный мир. Я с трудом осознала, как все устроено. В нашей реальности, где правят первенцы, я – второрожденная, и это часто заставляло меня замыкаться в своей скорлупе, избегая непрестанного позора и нападок из-за низкого происхождения. В глубине души я мечтаю, и в этих мечтах меня замечают. Там я достойна любви своей семьи. Маленькая слеза катится по щеке. Я должна не предаваться мечтам, а раздаривать воздушные поцелуи, прощаясь с прежней жизнью.

      За окном появляется круглый видеодрон. Он подлетает ближе, заслоняя обзор. Немигающий глаз пытается уловить мое настроение, малейшее движение, любую реакцию, которой станут делиться и пристально анализировать скучающие перворожденные. Я безучастно отвожу взгляд, не давая прессе из Удела Алмазов повода для сплетен.

      – Когда прибудем на базу «Каменный Лес», на Золотой Круг Перехода, – говорит Дюна, – камер будет еще больше. Перед обработкой ты должна произнести речь.

      Мне знаком задумчивый тон Дюны. Первый раз я его услышала, когда мне было не больше шести или семи. Мы тренировались с мечами на нетронутой лужайке позади Дворца. Светало, и от свежей росы стебельки травы казались серебряными. В псарню на кормежку возвращалась стая волкодавов – огромных тварей со злобными мордами. Ночами они патрулировали окрестности Дворца. Звери, быстрые и свирепые, мчались по влажному газону – черные псы, похожие на призрачные тени.

      Я схватилась с Дюной, отражая удары меча шипящими ударами собственного оружия, куда меньшего размера. Отступила вниз по склону небольшого холма и вдруг запнулась о какое-то препятствие. Упала, откатилась и тут же вскочила, а потом увидела, что там лежало, и меня чуть не вырвало. Ночь сгубила одного из волкодавов. Его почти разорвали на части, но он все еще дышал, часто и неглубоко. Нижняя челюсть сломана, из пасти свисал розовый язык. Под шкурой животного щетинилась, брызжа искрами, электрическая схема.

      – Кто-то убил мажино!

      Я опустилась рядом с ним на колени, потянулась погладить черный мех, но Дюна перехватил мою руку, а потом присел рядом.

      – Не кто-то, Розель, его порвала на куски собственная стая.

      Над нашими головами кружил стервятник, выжидая, когда можно будет растерзать труп.

      – Но почему они это сделали?

      Грудь раненого киборга мелко поднималась и опускалась.

      – Наверное, он выказал слабость – хромоту или судорогу, какие-то нетипичные изменения, то, что стая восприняла как угрозу.

      Я опустила детскую руку на бок собаки, ощущая слабое дыхание.

      – Но если его сломали, значит, можно починить!

      – Он потерял свою практическую ценность, поэтому его убили. Ты должна извлечь из этого урок.

      – Никогда