Круг чтения. Афоризмы и наставления. Лев Толстой

у нас, а у вас на деревне? – спросил Корней.

      – Да хорошего мало.

      – А что так? Моя старуха жива?

      – Старуха-то жива. Надысь в церкви была. Старуха твоя жива. Жива и молодая хозяйка твоя. Что ей делается. Работника нового взяла.

      И Кузьма засмеялся как-то чудно, как показалось Корнею.

      – Какого работника? А Петра что?

      – Петр заболел. Взяла Евстигнея Белого из Каменки, – сказал Кузьма, – из своей деревни, значит.

      – Вот как? – сказал Корней.

      Еще когда Корней сватал Марфу, в народе что-то бабы болтали про Евстигнея.

      – Так-то, Корней Васильич, – сказал Кузьма. – Очень уж бабы нынче волю забрали.

      – Что и говорить! – промолвил Корней. – А стара твоя сивая стала, – прибавил он, желая прекратить разговор.

      – Я и сам не молод. По хозяину, – проговорил Кузьма в ответ на слова Корнея, постегивая косматого кривоногого мерина.

      На полдороге был постоялый двор. Корней велел остановить и вошел в дом. Кузьма приворотил лошадь к пустому корыту и оправлял шлею, не глядя на Корнея и ожидая, что он позовет его.

      – Заходи, что ль, дядя Кузьма, – сказал Корней, выходя на крыльцо, – выпьешь стаканчик.

      – Ну что ж, – отвечал Кузьма, делая вид, что не торопится.

      Корней потребовал бутылку водки и поднес Кузьме. Кузьма, не

      евши с утра, тотчас же захмелел. И как только захмелел, стал шепотом, пригибаясь к Корнею, рассказывать ему, что говорили в деревне. А говорили, что Марфа, его жена, взяла в работники своего прежнего полюбовника и живет с ним.

      – Мне что ж. Мне тебя жалко, – говорил пьяный Кузьма. – Только нехорошо, народ смеется. Видно, греха не боится. Ну да погоди же ты, говорю. Дай срок, сам приедет. Так-то, брат, Корней Васильич.

      Корней молча слушал то, что говорил Кузьма, и густые брови все ниже и ниже спускались над блестящими, черными, как уголь, глазами.

      – Что ж, поить будешь? – сказал он только, когда бутылка была выпита, – а нет, так и едем.

      Он расплатился с хозяином и вышел на улицу.

      Домой он приехал сумерками. Первый встретил его тот самый Евстигней Белый, про которого он не мог не думать всю дорогу. Корней поздоровался с ним. Увидав худощавое, белобрысое лицо заторопившегося Евстигнея, Корней только недоуменно покачал головой. «Наврал, старый пес, – подумал он на слова Кузьмы. – А кто их знает. Да уж я дознаюсь».

      Кузьма стоял у лошади и подмигивал своим одним глазом на Евстигнея.

      – У нас, значит, живешь? – спросил Корней.

      – Что ж, надо где-нибудь работать, – отвечал Евстигней.

      – Топлена горница-то?

      – А то как же? Матвевна тама, – отвечал Евстигней. Корней поднялся на крыльцо. Марфа, услыхав голоса, вышла в сени и, увидав мужа, вспыхнула и торопливо и особенно ласково поздоровалась с ним.

      – А мы с матушкой уж и ждать перестали, – сказала она и вслед за Корнеем вошла в горницу.

      – Ну что, как живете без меня?

      – Живем все по-старому, – сказала она и, подхватив на руки двухлетнюю дочку,