Лунный принц. Екатерина Оленева

были… неописуемы. Она могла растереть внутренности в мелкий порошок, не прикасаясь к острым предметам. Она могла заставить тебя испытать все грани боли, зажигая в теле самый настоящий пожар. Будто внутри тебя пылает ад, плавятся кости и разрывают внутренности. Но в случае со мной она всегда старалась держать себя в узде.

      Так или иначе, но я был единственным живым существом, которым она дорожила на этом свете.

      – А ты терпеливый, – усмехнулась она. – И упрямый. Но я упрямее.

      Ральф молча смотрел на неё. Он даже руки в кулаки не сжимал. На его лице не дрогнул не один мускул, оно оставалось таким же спокойным и меланхоличным, как и до этого. Лишь дыхание немного участилось, да на скулах вспыхнул лихорадочный, яркий румянец.

      – Ты – дочь Снежаны? – тихо проговорил он, дыша чуть чаще.

      – Именно так. Ваша с нею дочь, плод вашей преступной страсти. Я не обезьянка, но тот ещё урод. Я тебе нравлюсь, папочка?

      На губах Ральфа выступила кровь. Он не пытался её сглатывать, и она тонкой чёрной змеёй заскользила вниз по его губам.

      В красоте Синтии тоже было что-то змеиное, опасное, обволакивающее, как наркотик. Облако волос окружало её ангельское лицо, мелкими кольцами вилось у висков.

      – Ты… не похожа… на свою мать… – выдохнул Ральф, на миг прикрывая глаза ресницами.

      Трудно сказать, от боли физической или моральной.

      – А этот юноша? – он перевёл взгляд на меня. – Он твой брат?

      – Да.

      Взгляд Ральфа был пристальный, словно он пытался отыскать сходство. Поймать призрака. Я сам много и часто занимался этим. Искал сходства с прошлым в тех, с кем сводила меня жизнь на этот раз.

      – Он тоже… мой сын? – усмешка Ральфа была горькой. – Но … где же она сама?

      – Кто? – ещё выше подняла идеальные брови Синтия.

      – Снежана? Ваша мать?

      – Там, где ей и полагается быть, – зло засмеялась Синтия. – Догнивает в своей могиле. От неё вряд ли и кости ещё остались?

      Он выпрямился, отодвигаясь от спинки кресла.

      Схватив Синтию за руку, резко поднялся, сбрасывая её с колен, утирая тыльной стороной ладони второй руки кровь с губ. Видимо, боль, терзающая его тело, была мучительна, потому что на мгновение чисто рефлекторно он согнулся, прижимая ладонь к животу, сплёвывая на пол кровяные ошмётки.

      Но он тут же выпрямился, переводя взгляд с Синтии на меня и обратно.

      – Что это за бред? Она сумасшедшая?

      Я покачал головой:

      – Понимаю, в это сложно поверить, но всё это правда. Я и моя сестра – мы оба дети твоей сестры. И да, наша мать давно умерла. Как и все остальные наши родственники.

      – Это невозможно!

      В его голосе прозвучала такая страсть и злость, какую не ожидаешь встретить в столь изнеженном, хрупком создании.

      – Всего этого не может быть! Я должен был умереть первым, а не пережить всех! И вы не можете быть моими детьми. Это же абсурд?

      – Я не твой сын в любом случае, – поспешил успокоить я дядюшку. – Моим отцом был Амадей.

      – Амадей?..

      – Да.