Зачем мы бежим, или Как догнать свою антилопу. Новый взгляд на эволюцию человека. Берндт Хайнрих

бездоказательного предположения, самоуспокоения, догм и сантиментов. Однако даже в науке часто не бывает твердых, всеобщих стандартов, которые применимы за пределами одной строго очерченной области. Величайшая теория для одного – заурядное общее место для другого. Чей-то величайший экспериментальный эмпирический триумф – пустяк для другого, если не укладывается в заранее заданные «приемлемые» рамки. Это не от злого умысла, а от стремления к совершенству: мы ограничены человеческими возможностями, но не знаем, как именно.

      Бег увлек меня главным образом потому, что его природа не может быть выведена из чьей-то пользы, из места в иерархии, из хитрого плана. Бег честен и объективно измерим. Есть определенные уровни совершенства, которые каждый, кто избирает этот путь, может легко распознать, к которым может стремиться, вероятно, когда-нибудь даже преодолеть. Есть правила игры, и число, которого можно достичь – будь то время, отведенное на прохождение определенной дистанции, место в итоговой таблице или рекорд, – не может быть оспорено. Его не вычеркнешь, не сфальсифицируешь, не присвоишь. Забег – испытание, где слова ничего не значат в отличие от показателей.

      Я бегаю с 10 лет. В 40 я внезапно задумался над одой Пиндара к олимпийскому победителю («В малый срок возвеличивается отрада смертных»[10]) – а также над тем, что, по мнению физиолога Дэвида Костилла, эксперта мирового уровня, «без сомнения, бегун на дистанции пребывает в лучшей форме между 27 и 32 годами». Когда весной 1981 года мне исполнилось 41, я совершенно четко увидел свой дальнейший жизненный путь. С новой дикой надеждой я ухватился за мечту длиною в жизнь, которая наполнила мое нутро огнем, а разум – упрямой верой и оптимизмом. Это еще было возможно. Я решил пробежать и – возможно – победить в Национальном чемпионате в беге на 100 км, который проходил в Чикаго той осенью.

      Тогда мой разум сказал мне: иди по этой дороге сейчас или жалей дальше всю жизнь. Этот волевой поступок не был моим последним шансом остаться в живых, но ощущался он именно так. Бег был не самой значительной частью моей жизни. Но каждая часть важна, если она действительно часть чего-то большего.

      Чикагский ультрамарафон рекламировался как королевская битва между двумя знаменитыми стайерами – Барни Клекером из Миннесоты и Доном Полом из Сан-Франциско. Клекер, которому было 29, только что установил невероятный мировой рекорд. Он пробежал 50 км меньше чем за 5 часов – если точнее, за 4 часа 51 минуту 25 секунд. Пол обладал сопоставимыми данными и тоже был честолюбив. Клекер и Пол казались мне непобедимыми. Это были «люди-антилопы» – быстрые, непревзойденные бегуны с мускулистыми бедрами, худыми голенями и мощной грудью.

      Что случится, если Клекер и Пол – или кто угодно еще – пробегут расстояние 100 км (62,137 мили)? Каждый из нас столкнется со своими индивидуальными пределами, но поскольку Клекер – лучший из всех, то это также коснется и вопроса пределов скорости и выносливости всего рода человеческого.

      Моя

10

Аристомену Эгинскому, 5а. Перевод М. Л. Гаспарова. (Буквально: «Мгновение – вот срок людского восторга».) – Прим. ред.