Зачем мы бежим, или Как догнать свою антилопу. Новый взгляд на эволюцию человека. Берндт Хайнрих

на прочность наши фантазии, сравнивая их с реальностью. Мы уверены в том, что не существует волшебства. Отсюда не следует, что миром правит только простейшая логика, потому что, хотя он, может быть, выглядит и просто, но в деталях чрезвычайно сложен.

      Практически всю свою жизнь я бегал с разной интенсивностью и на разные дистанции, возможно, потому что первозданная неприукрашенная простота бега взывает ко мне. Бегать можно в разных играх, но лишь бег сам по себе олицетворяет чистую, базовую связь между скоростью и выносливостью, очищенную от технологий, убеждений и шумихи. Ничто – ничто в этом мире для меня не сравнится с восторгом от Ли Эванса, входящего в поворот перед финишем 400-метровой дистанции, или с электрической притягательностью Питера Снелла, Кэти Фримен, Билли Миллса или Джоан Бенуа Самуэльсон на последнем рывке к олимпийской победе. Почему? Потому что это чистая мощь.

      «Энциклопедия бега» (The Complete Book of Running) Джима Фикса завершается такими строками:

      Я думаю, что в беге вовсе нет ничего особенного, напротив, он вполне обычен. Это другие состояния какие-то особенные, поскольку они отрицают привычный нам способ чувствовать. Что касается нас, бегунов, я думаю, что мы возвращаемся назад, к истокам человеческой истории. Мы испытываем то же, что испытывали наши предки десять тысяч лет назад, питаясь фруктами, орехами и овощами, держа в тонусе сердце и легкие благодаря постоянному движению. Мы – что редко случается с нашими современниками – восстанавливаем родство с древними людьми и даже с далекими предками из дикой природы.

      Несколько лет назад в Национальном парке Матопос (ныне Матобо) в Зимбабве мне представилась редкая возможность испытать это чувство родства с древними бегунами, о котором говорит Фикс. Я был в исследовательской поездке, изучал, как температура тела влияет на двигательные и боевые характеристики жуков-навозников.

      На гряде холмов, где скальные обнажения покрыты невысокой травой, я увидел и почуял запах белых и желтых цветов акаций, вокруг которых роились пчелы, осы и яркие жуки-бронзовки. Жирафы мирно объедали плоские верхушки акациевых деревьев. Бабуины и антилопы-импалы группами бродили по миомбо[5]. В определенное время года в таком пейзаже можно увидеть десятки тысяч антилоп гну и зебр, грохочущих в своих масштабных миграциях. Слоны и носороги топают, как доисторические гиганты. По счастливому стечению обстоятельств я заглянул под одну довольно неприглядную маленькую нависшую скалу и был поражен увиденным.

      На стене под навесом была запечатлена вереница маленьких бегущих человечков с руками и ногами в виде палочек. Они держали тонкие луки, колчаны и стрелы. Эти охотники бежали в одном направлении – слева направо – вдоль поверхности скалы. Сам по себе этот петроглиф, которому две или три тысячи лет, не очень примечателен. Но я заметил кое-что еще, и это дало мне почву для размышлений. Крайняя справа фигурка как будто бы возглавляла процессию. Ее руки были взметены ввысь

5

Миомбо – вид лесистой саванны в Африке южнее Сахары, где преобладают деревья из цезальпиниевых бобовых и молочайных. – Прим. перев.