Все школьные истории. Юрий Сотник

молчал. Я слова не мог вымолвить.

      – Погоди! Не рассказывай! – вдруг воскликнула тетя Соня. Ее осенила новая идея.

      Она велела мне взять чистую тетрадку и надписать: «Дневник чтения». Когда я выполнил это, она поднялась.

      – Теперь я пойду готовить обед, а ты продолжай читать. Когда дочитаешь, запиши фамилию автора, название и краткое содержание. Идет?

      Я слез со стула и тихо сказал:

      – Не буду я записывать.

      – Что? – переспросила тетя Соня.

      – Ничего я не буду записывать, – повторил я уже громче. – И… И вообще я сейчас пойду гулять.

      Тетя Соня слегка попятилась, сцепила пальцы перед грудью и уставилась на меня.

      – Алексей!.. Я хотела бы знать, что это за тон и что это значит: «Я пойду гулять»?

      – А то и значит: пойду гулять, и все! – Крикнув это, я выбежал в переднюю и там обернулся: – И вообще… И вообще буду делать что хочу. Вот! И не привязывайтесь!.. Вот!

      Тетя Соня повернулась в сторону передней, но ничего не ответила.

      Ребята во дворе одобрили мой бунт. Всю первую половину дня я проболтался вместе с ними, но так и не запомнил, во что мы играли, о чем говорили. Я думал о том, как вести себя, когда вернусь домой.

      Во время игры Аглая вдруг зашептала:

      – Лешк! Смотрит!.. На тебя смотрит!

      Оглянувшись, я увидел в окне тетю Соню. Она вытирала тарелку и смотрела на меня с каменным лицом. Я поспешил отвернуться. Когда я снова покосился на окно, тети Сони уже не было.

      Но вот ребята разошлись: настало время обедать. Поплелся домой и я. Открыл дверь своим ключом, вошел в переднюю на цыпочках, надеясь проскользнуть к себе в комнату бесшумно. Только ничего не получилось.

      – Можешь идти обедать, – сказала тетя Соня из кухни.

      Вымыв руки, я вошел в кухню и сел перед тарелкой с красным борщом. Тетя Соня сидела напротив. Перед ней тоже стоял прибор, но в тарелке у нее ничего не было.

      Ел я без аппетита. Прошло, наверное, минут десять, пока я одолел полтарелки. Все это время тетя Соня сидела, подперев подбородок руками, и не шевелилась. Но вот она негромко спросила:

      – Ты ничего не замечаешь?

      Я посмотрел на нее, на ее пустую тарелку и ответил:

      – Замечаю.

      – Что же именно ты замечаешь?

      – Что вы ничего не едите.

      После этого тетя Соня молчала еще минуты две, потом заговорила:

      – Так вот, Алексей: я никогда детей не наказывала и наказывать не стану. Таков мой принцип. Но имей в виду: я до тех пор ничего не буду есть, пока ты не извинишься передо мной и не начнешь вести себя, как мы уговорились. Дошло?

      Я так и застыл с полной ложкой во рту. Уж казалось, я испытал на себе все приемы, к которым прибегают взрослые, воспитывая детей: мне делали ласковые замечания, читали строгие нотации, со мной часами не разговаривали, меня наказывали по-всякому. Папа раза два даже угостил ремнем… Но чтобы из-за меня объявляли голодовку – такого я еще не знал.

      Я проглотил наконец ложку борща и