Эпсилон в созвездии Лебедя. Морвейн Ветер

беспомощной, когда не могла видеть чего-то из происходящего вокруг.

      Точно так же было и с одеждой – Кассандра попросту не могла представить себе, что покажет окружающим что-то из своего тела – запястья, которые другие девочки украшали завитками хны и тоненькими плетёными браслетами, шею, которую Донна всегда разглядывала по утрам, тщательно примеряя к ней воротник сутаны, или даже щиколотки – некоторые послушницы подрезали рясы, чтобы при ходьбе иногда мелькали в складках одежды едва прикрытые тонкими ремешками сандалий ступни.

      Кассандра не то чтобы считала эти части тела не такими красивыми, как у других – нет, когда она была обнажена, то могла так же увлеченно, как и Донна, разглядывать своё подтянутое, стройное тело. Наедине с собой она не стеснялась ничего. Но окружающий мир казался ей сплошным переплетением колючего кустарника, а тонкая преграда сутаны – единственной защитой от опасностей, которые подстерегали на пути из кельи в аудитории для занятий.

      Кассандра прекрасно видела, как ведут себя и одеваются другие, но то, что сама она выглядит как-то иначе, никогда не бросалось ей в глаза. И потому она не могла понять – ни тогда, в школе, когда её тискали в углу, ни потом, в монастыре, когда другие ученицы хихикали ей вслед – что именно с ней не так.

      Когда Кассандре было шестнадцать, она запиралась и чуть не плакала от непонимания того, что с ней не так. А потом ей попалась книжка по психологии, брошенная кем-то на ученической скамье – сама она такие не читала, считая бесполезной тратой времени. В этой книжке Кассандра прочитала о том, как двигается по телу молодой женщины таинственная сексуальная сила, и о том, как различаются между собой люди разных возрастов. И ещё о том, что в шестнадцать каждая, без исключения, задаётся теми же вопросами, что и она сама.

      Кассандра два дня наблюдала за другими ученицами, ходившими по коридорам монастыря, и пыталась представить, что в их смеющихся головках в нимбах из кудрей вертятся те же мысли, что и в её собственной голове, – но поверить в это так и не смогла.

      Впрочем, книга всё же произвела на неё какое-то волшебное воздействие, и задавать себе глупые вопросы Кассандра перестала, раз и навсегда, решив, что ей просто не быть такой, как они.

      Она исключила из своей жизни и без того нечастые попытки завести друзей и полностью сосредоточилась на учёбе, а главной мечтой её стало – остаться при монастыре насовсем. Больше ничто не могло поколебать её спокойствия – по крайней мере внешне, потому что раз в несколько недель сердце всё равно сводило от тоски и смутного осознания собственной неполноценности. Единственной отрадой ее стал дневник, страницам которого она доверяла иногда свои мысли – не очень часто, только в моменты, когда чувствовала, что нуждается в успокоении. Тогда ее словно отпускала грусть, ей казалось, что сам факт того, что мысли выражены в словах, а слова записаны, означает, что ее проблемы каким-то образом решены.

      Гибель родителей она восприняла так же равнодушно,