Рождество по-новорусски. Александр Золотько

укоризненно посмотрел на подполковника и ушел на кухню. Хлопнула дверца холодильника.

      – Это опасно? – спросила Нина.

      – Ага, – ответил Гринчук, – вначале для печени, потом для мозгов.

      – Будь ты… – начала Нина, но Гринчук ее опередил.

      – Не надо, Нина. Проклятия – дело такое, что и оглянуться не успеешь, как шерсть обсыпалась, и гробовщик мерку снимает. Я приеду. Постараюсь.

      Нина повесила трубку.

      Гричук тоже.

      В комнату вошел Браток, держа в руках открытую бутылку пива. Посмотрел на Гринчука. Снова укоризненно.

      – Что, Ваня, не нравлюсь? – спросил Зеленый.

      – Не нравитесь, товарищ подполковник.

      – И хрен с тобой, Ваня. Я не итальянская сантехника, чтобы всем нравиться. – Гринчук сунул руки в карманы и прошелся по комнате. – Да и итальянская сантехника нравиться людям потому, что в нее можно нагадить.

      – Нинка ведь тоже – не унитаз, – сказал Браток. – Она ведь человек…

      – Человек, – кивнул Гринчук, – а я тогда кто?

      – Тоже человек, – Браток отхлебнул пива и присел на подоконник.

      В комнате не было никакой мебели, кроме кровати и пары стульев, занятых одеждой.

      – Ну, так имеет тоже человек право не выслушивать нравоучения? – спросил Гринчук.

      – Имеет, – Браток сделал большой глоток и вытер губы. – Только и остальные человеки имеют право на то, чтобы о них не вытирали ноги.

      – Что ты говоришь? – восхитился Гринчук. – С каких это пор мы стали такими тонкими психологами и борцами за женское счастье? Пьешь, между прочим, мое пиво, и меня же еще и учишь.

      – Пиво, между прочим, это я вчера за свои бабки купил, принес и поставил в холодильник, – спокойно сказал Браток, – еще я туда поставил молоко, консервы и положил несколько пачек пельменей. Иначе у вас, Юрий Иванович, ни хрена в холодильнике не было бы. Это, во-первых. А во-вторых, товарищ подполковник, не хрен передо мной выпендриваться, сильную личность корчить. Сами боитесь с Нинкой определенности, оттого и жилы мотаете ей и себе.

      – Это ты сейчас придумал? – спросил, помолчав, Гринчук.

      – Это Миша сказал. Еще два месяца назад, – Браток поставил ополовиненную бутылку на подоконник рядом с собой.

      Гринчук кашлянул, почесал в затылке и присел на край кровати. Вид у него был несколько смущенный. И это смущение было настолько необычным для Зеленого, что Браток поспешил отвернуться и посмотреть в окно.

      – А где он? – спросил Гринчук.

      – Миша? Пошел подарки покупать. Ему нужно много подарков купить. Бабе Ирине, Доктору, близнецам этим, Кошкиным. Нине твоей, между прочим, и еще там…

      – Бабам его, – подсказал Гринчук. – Ты-то всем подарки приготовил?

      – Сколько мне там их готовить? – Браток начертил на стекле какую-то загогулину.

      – Вот и мне, – хмыкнул Гринчук, – и мне, в общем, некого осчастливливать.

      – Нинку вон осчастливьте, – предложил Браток. – Позвоните вон и скажите, что, типа, любите, просите прощения.

      – Слушай, а ты не хочешь пойти на фиг прогуляться? – осведомился Зеленый. – Пойти, типа, за подарками?

      Браток