Путь. Евгений Рякин

ну тебя в пень дырявый! – ни с того ни с сего разнервничался Аттал. – Говорю, не они, не съедобные. От которых это, как его…

      – Мухоморы?

      – Да чтоб тебя! Не эти, говорю же не с красной шляпкой! Другие! Психические! Ну? Не понял?

      – Галлюциногенные, что ли?

      – Но! Догадался, наконец! Они! Ел их? Нет? Ну, тогда не поймешь. Состояние, как их наелся: звуки чересчур громкие, свет слепит, голоса людей неприятно слышать, и не всё понятно. Они говорят мне что-то, а я пока дослушал до конца – начало забыл. Но самое необычное, что я словно перестал думать. Чёрт, не могу объяснить! – раздражённым тоном продолжал Аттал Иванович. – Как будто я… как тебе сказать? Э-э-э… Да что б тебя! Словно осознаю всё, что вижу. Осознаю, но не могу по полочкам разложить. Сейчас лучше, сейчас есть общее понимание – это друзья, это враги, это мои планы на будущее, а это воспоминания. А тогда все смешано: факты, люди – всё в кучу. Главное – мне было на это совершенно наплевать! Если бы я тогда понял, что умираю, то отнёсся бы спокойно. Вот как. Почему так, кстати?

      – Понимаете, – подбирал слова Алекс, пытаясь успокоить возбуждённого хозяина дома, – просто левое полушарие отвечает за логику, структуру, детали. И когда оно вышло из строя, то вы лишились внутреннего каталога, где хранятся многие понятийные вещи. По сути, из ваших действий исчезли логика и упорядоченность, поэтому вы как бы смотрели на мир в целом, но не могли описать его понятийно.

      – Смотрел на всё в целом, да, – подтвердил Аттал, сбавляя тон. – Сейчас уже лучше, намного! Хотя тоже есть проблемы. Я тут попробовал прочитать письмо, что написала Луиза, – он заговорил доверительным шепотом. – Послушай, Саня, я буквы некоторые не узнаю. Вижу букву, знаю, что знаю её, но не узнаю, а?

      – Ну, что могу сказать, Аттал Иванович? Небольшая алексия. Пройдет, не переживайте.

      – Пройдет, не переживайте, – недовольно проворчал хозяин. – Скорей бы уж. Когда в голову ударило – тогда, у Морозини – я вообще. У него надпись на стене. Сто раз её видел. А тогда лежал, глядел и не мог прочитать. Какие-то черточки, значки, ничего не понятно. Страшно было, – вспоминал Аттал, противореча самому себе.

      – Да уж, – как мог, поддержал разговор Алекс.

      – Голова болела, болела. Как в… э-э-э… в колокол били. Хорошо, хоть та девочка шторы закрыла. Свет резал эти, как они, блять! Как они? Но! Глаза. Чуть не помер, ей богу! Главное, не мог мысли в кучу собрать. Никаких планов или там воспоминаний. Комар мне говорил, говорил, а я не понимал. Ничего не понимал, Саша, – глубоко вздохнул хозяин и замолчал. – И сейчас такое бывает. Но уже редко. Спасибо тебе, Сан Доктор.

      – Да не за что, Аттал Иванович, всегда рад вам помочь, – учтиво и уважительно отозвался Алекс. – А что дальше было, помните?

      – Что дальше было? Помню. Хуже стало. Когда в… Э-э-э… В мобиле ехали. Отключаться стал. Они что-то говорили. А я ни черта не соображал. Только видел на их лице эти… как их? Когда ощущают.

      – Чувства?

      – Да. Нет. Почти. Эти, как их…

      – Эмоции?

      – Да,