Законодатель. Том 1. От Саламина до Ареопага. Владимир Фадеевич Горохов

он по несколько раз на день менял своё мнение в отношении происходящего. То осуждал Солона, ругая его, то соглашался с ним, то как бы не замечал поэта. Разумеется, всё это он соображал про себя. Ему тоже, как и простым людям, хотелось сходить на Агору и послушать нарушителя спокойствия. Однако внутренний цензор – архонт – не позволял Аристодору-человеку брать верх над собой. Перед сном размышлявший не раз порицал себя за нерешительность, потом хвалил за сдержанность, затем снова сомневался и в том, и в другом. В конце концов, отмахнувшись от всего, долго пытался уснуть. Но и во сне архонта не покидала тревога. То ему снились бунтующие афиняне, то грозящие оружием мегаряне, то сумасшедший купец.

      – Ох уж этот Солон! – просыпаясь, отягчённо вздыхал он.

      Мысли о сыне Эксекестида всё больше и больше тревожили его. Что-то не верилось Аристодору, чтобы столь знатный афинянин ни с того ни с сего сошёл с ума. Ну, а если Солон здоров, то зачем он ежедневно, уподобляясь сатиру, будоражит разум афинян, призывая их нарушить закон?

      – Что всё-таки за этим кроется? – подозрительно спрашивал архонт себя. И ответа не находил. Желая прояснить хотя бы самую малую малость, Аристодор после длительных бесплодных размышлений вознамерился завтрашним вечером навестить нарушителя государственного спокойствия.

      В то время, когда архонт собирался наведаться к Солону, последний вместе с Дропидом, Клинием, Коионом и Гиппоником размышляли над тем, как вести себя во время предстоящей Экклесии.

      Клиний и Конон настаивали на продолжении «сумасшедшей» игры. Дропид и Гиппоник считали дальнейшие притворства неуместными.

      – Теперь, – горячился Гиппоник, – афинянам пора открыть истинность наших намерений. Переигрывать никак нельзя, а то они и впрямь сочтут тебя за умалишённого и примут соответствующие решения, – сказал он своему другу.

      – Не столь афиняне наивны, как может показаться со стороны, – предположил Дропид. – Всё они прекрасно понимают. И считают Солона помешанным в переносном смысле. Кто ж из здравомыслящих индивидов станет откровенно набрасывать себе верёвку на шею, провозглашая подобные призывы? Но я уверен – большинство поддержит Солона.

      – А что сам, думаешь, на сей счёт, друг любезный? – обратился к Солону Клиний.

      – Не знаю, не знаю. Нет уверенности ни в чём, – с грустью рассуждал тот. – Афинский народ как прибрежный ветер. То пошумит, то утихнет, то неожиданно направится в противоположную сторону от требуемой тебе. Буря, которую я поднял, может сдвинуть с места афинский корабль, но может и обойти его стороной. На нашем афинском судне, как вы знаете, нет дружного экипажа. Многое будет зависеть от кормчих.

      – Ты хочешь сказать от архонтов? – переспросил Дропид.

      – От архонта, – уточнил Солон. – От архонта-эпонима Аристодора.

      – Однако, – продолжал горячиться Дропид, – мы не можем давать такое важное дело на откуп одному человеку, полагаясь только на его милость…

      Но