Законодатель. Том 1. От Саламина до Ареопага. Владимир Фадеевич Горохов

человеку. Он должен помогать человеку, а тот почитать его. Мы нуждаемся друг в друге. И мне кажется, что и Зевс, и Афина, и Апполон понимают нас и помогают нам. А вот эллины или, как вы говорите, данайцы понять друг друга не могут, или не хотят.

      – И всё же Солон, твои размышления не убедили меня в истинном понимании религии и предназначении богов в жизни человека. Вы слишком раскрепостились, развольничались, ищете чего-то сверхданного и необычного. А этого быть не должно, не следует сему быть! Подобное не замедлило сказаться на вашей жизни. Вы бы поучились у нас. Тысячи лет стоит крепость египетского государства и крепко стоит. А всё потому, что прочны основы нашей религии, что наши боги сильны, скрыты и непонятны простому человеку. Их боятся даже фараоны, хотя и считают себя детьми богов. Что же касается простого египтянина, то он трепещет перед божеством, он внемлет ему и во всем покорствует. Вот в чем высшая мудрость бытия и государственной жизни.

      – Но ведь и у вас бывали времена, – воспротивился было Солон, но жрец резко перебил его.

      – Бывали, не скрою, но прошли. Великий Амон всё расставил на свои места, и всё вернулось на круги своя. И все поняли как нелепо и гибельно изменять своим богам и легковерно обращаться с ними, как это опасно и самоубийственно и для человека, и для государства. С тех пор Амон стал ещё могущественнее, ещё таинственнее, ещё величественнее. Хотя подлинного Амона и образа его никто из простых смертных не видел. Да что там простых смертных, его мало кто из жрецов видел, его видели всего лишь несколько фараонов.

      – А ты видел? – загадочно спросил жреца Солон.

      – Я вижу его каждый день. Ежедневно я общаюсь с ним, я вверяю ему все свои помыслы, а он даёт мне источники силы. И мой долг доводить его помыслы до всех. Я ведь хранитель образа Амона – величайшего среди великих богов!

      Тут жрец буквально вскричал. Солон опустил голову и надолго задумался. Он даже закрыл глаза. И трудно было понять, то ли он завидовал жрецу, то ли восхищался им, то ли жалел его. Безмолвствовал и жрец. И хотя молчание длилось не более минуты, но оно обоим собеседникам показалась целей вечностью. Первым очнулся жрец и, неистово глядя на созерцавшего Солона, вдруг отрывисто бросил:

      – Коль посеял я в тебе великие сомнения, я их и рассею, вернее это сделает Амон.

      Солон поднял голову и вопросительно посмотрел на Менхофра.

      – Да рассею, – подтвердил он. – Сегодня, сейчас же, если это тебе угодно. Я немедля отведу тебя к Амону, хотя никто из чужестранцев там не был, и я уверен никогда не будет. Ты сам всё должен увидеть и услышать, оценить и понять. И тогда многое в тебе перевернётся, неведение исчезнет.

      – Но возможно ли такое? – спросил гость. – Ведь верховный жрец вряд ли позволит мне лицезреть Амона, да и у тебя могут быть неприятности из-за меня.

      – Нет, он не может разрешить, но, и не может запретить этого. Образ Амона целиком в моей власти, а я нахожусь в полной власти Амона. Всё, полагаю я, что делается во имя Амона, угодно ему. Пошли!

      И