Дом сна. Джонатан Коу

дикая мысль: вдруг девушка завязала беседу намеренно – чтобы, как говорится, «снять» ее?

      Женщина решила проверить свою гипотезу полной откровенностью – рассказать все, о чем ее просят, и посмотреть, что из этого выйдет.

      – Милях в трех отсюда, если идти вдоль берега, – ответила она. – В клинике Даддена. Я там работаю.

      – Правда? Вы врач?

      – Психолог. – Женщина нашарила в сумочке бумажный платок и вытерла лоб. – Вы знаете это место?

      – По-моему, да. Клиника ведь там недавно?

      – Два года. Чуть больше.

      – А что это… за больница?

      – Мы лечим людей с нарушениями сна. Точнее, пытаемся лечить.

      – Вы имеете в виду тех, кто разговаривает во сне и всякое такое?

      – Людей, которые разговаривают во сне; людей, которые ходят во сне; людей, которые спят слишком много; людей, которые спят слишком мало; людей, которые забывают дышать во сне; людей, которым снятся страшные сны… Всяких.

      – Раньше я разговаривала во сне.

      – У детей это нормально.

      Женщина взглянула на часы: через четыре минуты к прибрежной остановке должен подойти автобус. Она нагнулась, втиснула в туфли саднящие ноги. Затем открыла сумочку:

      – Вот моя визитная карточка. Кто знает, может, когда-нибудь навестите клинику. Вас радушно встретят, если вы назовете мое имя.

      Девушка не знала, что на это ответить, – ей еще никогда не вручали визиток.

      – Большое спасибо, – выдавила она наконец и взяла картонку.

      Когда женщина прощалась, в ее глазах девушке почудилось разочарование – и не та мимолетная досада от несбывшегося пустяка, а куда более глубокое привычное чувство. Ссутулившись, женщина побрела к дороге, руку ей оттягивал чемодан. Девушка посмотрела на визитную карточку и прочла: «Доктор К. Дж. Мэдисон, психолог, клиника Даддена». Ниже стояли номера факса и телефона.

      Женщина забыла спросить ее имя. Но она все равно бы его не назвала.

      Девушка торопливо шагала к пансиону матери, голова ее шла кругом.

* * *

      Эшдаун, огромный, серый, внушительный, высился на мысу в каких-то двадцати ярдах от отвесной скалы; он стоял здесь уже больше ста лет. Целыми днями вокруг его шпилей и башенок с хриплым причитанием кружили чайки. Целыми днями и ночами о каменную преграду неистово бились волны, порождая в студеных комнатах и гулких коридорах старого дома непрерывный рев, словно где-то рядом неслись тяжелые грузовики. Даже самые необитаемые уголки Эшдауна – а необитаемы ныне большинство из них – никогда не ведали тишины. Наиболее приспособленные для жизни помещения скучились на втором и третьем этажах, окна выходили на море, и днем комнаты заливал холодный свет. В Г-образной кухне на первом этаже было три маленьких окошка и низкий потолок, отчего там всегда царил полумрак. Суровая красота Эшдауна, противостоявшая стихии, попросту маскировала то, что дом, в сущности, был непригоден для жизни. Соседские старики могли припомнить – не слишком веря своим воспоминаниям, – что некогда особняк принадлежал семье из восьми-девяти человек. Но три десятилетия назад дом приобрел