Предел погружения. Ким Корсак

он спохватывался, отступал на шаг. Ходил кругами, снова наклонялся:

      – А акулу, может, побольше сделать? И позубастей?

      Можно и позубастей, долго ли. Так-то хуже всего, когда со стороны пытаются влезть и рассказать тебе, каким должен быть твой рисунок. Но ведь эти плакатные лодки, катера, акулы – это всё ненастоящее, вроде как в школе на рисовании. Учительница подходила и говорила: вот здесь подтереть, а тут заштриховать. И надо было подтереть и заштриховать поскорее, пока не прозвенел звонок, потому что рисование было последним, а дядя ждать не любил, его резкий голос прокатывался по всему коридору: «Ну где ты там, а? Слышь, пацан, Альку позови!»

      «Кого?»

      Алькой её в школе никто не звал. Сашка да Сашка – а вот дядя путался и сердился: «Это ж надо было так назвать – Александр и Александра! А вам-то самим не стыдно надо мной шутить? Понятно же, что я щас зову не тебя, а того, кто окно разбил!»

      Он пытался называть её Шуркой, но от этого имени она отказалась твёрдо. Сошлись на Альке, мало-помалу даже брат привык.

      Ну а здесь, на лодке, путаться не приходилось. Сашка. Александр Дмитриевич Вершинин, будущий журналист.

      Вот с кессонкой она не прокололась чудом. Похвастаться захотелось, утереть Караяну нос. Сейчас бы стояла уже перед командиром, старпомом, замполитом, особистом и давала бы показания о том, как она докатилась до жизни такой.

      А в самом деле – как?

      И ведь уже почти не нервничала, переодеваясь, пока Илья Холмогоров мирно валялся у себя наверху или уходил на вахту. И не гадала, может ли кто-то что-то разглядеть под её робой, по-научному – РБ, костюм радиационной безопасности. Насчёт душа она вначале беспокоилась больше всего, но оказалось, что ей вполне по силам вымыться и переодеться за пару минут, пока смена ещё не пришла с вахты на помывку, а воду в цистерну уже подали.

      Никому на корабле особо не было до неё дела, и, пожалуй, её это более чем устраивало.

      Всё-таки правильно Караян сказал, провожая её в отсек: страшнее всего, когда человек начинает осваиваться в опасном месте. Тут-то он и теряет бдительность.

      Ладно. В другой раз она так не ошибётся. А Артуру ведь не повредит немного пересмотреть свои представления о журналистах, правда?

      – Вот хорошо, Александр Дмитриевич, давайте так оставим. А знаете, что я думаю?

      Нет, конечно, она не знает. Что на уме у Константина Иваныча, не один оракул не предугадает.

      – Давайте мы с вами к картинкам сделаем подписи! В стихах.

      – Сложно, – она покачала головой. – Со стихосложением я не очень дружу.

      – Так у меня одно уже готово.

      Замполит проворно раскрыл пухлую синюю папку на завязочках.

      – Любовью нашей доблестной страны

      Все наши мысли, все сердца согреты,

      И к ней стремятся песни и мечты

      Полётом баллистической ракеты!

      Он хлопнул ладонью о ладонь, глаза сверкнули творческим восторгом:

      – Ну как?

      Сашка вдохнула и выдохнула.

      – Чувствуется энергия и сила, Константин Иванович. Но, боюсь, командиру не понравится.

      – Да