Зажечь небеса. Эмма Скотт

он. – Болезнь лучше чем что бы то ни было показала мне, что на самом деле важно. – Ты, твой, брат, твоя мать. Люди, которых я люблю.

      Мужчины, которых любила я, сейчас находились за полмира от меня, смотрели в лицо страшной опасности, а я застряла здесь и даже не знала, живы они или нет.

      Я вздохнула и крепче прижалась к отцовскому боку. Мне хотелось всё ему рассказать. Папа выслушает и не станет меня осуждать. Он всё равно будет мною гордиться, всё равно будет благодарен за деньги, которые дал мне Коннор на спасение фермы. Но, похоже, мне нечем было гордиться по окончании третьего курса: все мои достижения сводились к кое-как натянутым до проходного балла оценкам и разбитому (в очередной раз) сердцу.

      «Нет, мое сердце разделено надвое».

      Я проследила за взглядом папы, посмотрела на зеленое поле и восходящее солнце, пытаясь обрести покой в этом дивном пейзаже или разглядеть что-то удивительное, нечто прекрасное, ожидающее меня в будущем.

      – Всё так запуталось, – пробормотала я. – Я запуталась. Каждый день я молюсь за Коннора и Уэстона, но с каждым днем всё меньше верю в наше счастливое будущее.

      «Для нас троих».

      Отец надул губы.

      – Я слышу всё, что ты говоришь, милая. Только ты одна ведаешь, что для тебя лучше. Но я знаю одно: какие бы события ни подкидывала нам жизнь – хорошие, плохие или того хуже, – они всегда нас закаляют. Делают сильнее. Мудрее.

      – Я просто хочу любить кого-то, кто будет любить меня в ответ. Никаких игр. Никакой неопределенности.

      Во взгляде отца светились доброта и любовь, он погладил меня по щеке мозолистой ладонью.

      – Ты ее найдешь.

      Я посмотрела на часы и встала.

      – Мне пора идти, если я хочу успеть на самолет.

      – Жаль, что тебе приходится возвращаться так рано. Скоро четвертое июля…

      – Знаю, но я собираюсь сразу же приступить к работе над гарвардским проектом и провести немного времени с Руби перед ее отъездом в Италию. – Я потерла глаза. – Эх… и придется привыкнуть к новой соседке.

      – Жаль, – сказал папа, медленно поднимаясь на ноги. – Мне нравится эта Руби.

      – Я ее обожаю.

      «И ее я тоже теряю. Все, кого я люблю, либо ушли, либо уходят».

      Проклятый рассвет не предвещал никаких чудес, только одиночество.

      В кухне мама вынимала из духовки свежеиспеченные булочки.

      – Это тебе на дорожку до Омахи, – сказала она, не поднимая глаз, и принялась паковать булочки в пластиковый контейнер. – Трэвис! Спускайся сюда. Твоей сестре нужно ехать в аэропорт.

      – Я в курсе, – откликнулся Трэвис, размашистым шагом входя в кухню. В июне он закончил старшую школу и с тех пор еще больше вырос, раздался в плечах, возмужал. Меня это радовало: папе нужна помощь, а мой младший брат больше всего хотел работать на земле и поддерживать ферму на плаву.

      – Ты готова, Отем? – спросил Трэвис.

      – Думаю, да. Пока, мама, – проговорила я, обнимая мать. – Ты меня еще не простила?

      – За что? – Она поджала губы. – Не будем говорить о деньгах, слишком