Стрелок. Путь в террор. Иван Оченков

Петр Викторович, дай ему Бог здоровья, барин добрый и людей почем зря не обижает. У него и наценка божеская, и тухлятину его приказчики не продают, как иные.

      – А вот этот момент я упустил, – пробормотал парень, затем задумался и коротко мотнул головой. – Идет!

      – Половину вперед!

      После этого они обменялись рукопожатиями, и мятая трехрублевка сменила хозяина.

      – Значится, так, – объявил повеселевший машинист. – Ты – мой племяш из деревни. Так всем и скажем. Понял?

      – Понял, что тут непонятного.

      – Тогда давай вчерашние щи доедим, да на работу пора.

      – Ничего не имею против, ступай по холодку.

      – Это как?

      – А так. У меня день на обустройство, а на работу завтра.

      – Эва как… прямо как благородному. И куда ж тебе цельный день?

      – Ну, как куда, осмотреться надо, одеться по-человечески, а то надоело, что на меня люди косятся, как на босяка. Есть у вас тут лавки или магазины? Только чтобы не слишком дорого, а то ты меня сейчас отправишь, по простоте моей.

      – Ага, видал я таких простаков, – хмыкнул Степаныч. – Только на что тебе в лавку? Ступай уж сразу к старьевщику, раз денег немного. У них всяких вещей много, может, и подберешь себе что.

      – Ладно, уговорил, черт красноречивый. Так я и сделаю.

      Лавка старьевщика Ахмета располагалась во дворе одного из доходных домов, находящихся поблизости от рабочей слободки. Можно было сказать, что лавка стояла на незримой границе между ареалами обитания «чистой публики» и «мастеровщины» – так презрительно назывались в Российской империи рабочие фабрик и заводов.

      Владелец заведения – старый татарин в мягкой войлочной шапочке на абсолютно лысой голове, встретил нового клиента настороженно, но любезно.

      – Что угодно? – без улыбки на широком морщинистом лице осведомился он.

      – Приодеться бы мне, – пожал плечами Будищев, пытаясь разглядеть висящую на множестве стоящих вдоль стен вешалок одежду.

      – Чек якши[5], – покивал старьевщик и отставил в сторону счеты. – Но позволено ли мне будет спросить, какими средствами вы располагаете, молодой человек?

      – Средств у меня мало, а потому одежда должна быть хорошая!

      – Ишиксез[6], вы пришли по адресу! Клянусь Аллахом, ни у кого во всем Петербурге вы не найдете таких хороших вещей по таким смешным ценам.

      – Нельзя ли посмотреть?

      – Пожалуйста! Вот, будьте любезны, хороший фрак. Его принесла вдова одного чиновника – достопочтенная госпожа Брунс. Ее покойный супруг, пока был жив, разумеется, часто получал награждения за службу, и они могли себе позволить хорошие вещи. А когда он, мир его праху, скончался…

      – Дядя, оставь себе этот фрак! Вдруг сам скопытишься, а парадного лапсердака нет.

      – Да зачем же так нервничать! Это очень хорошая вещь…

      – Ну и куда я его надену?

      – А мне почем знать? Вы же не сказали, зачем вам одежда! Сейчас часто бывает, что студенты одеваются как мастеровые, а купцы – как благородные господа. Клянусь Аллахом, я сам такое не раз видел!

      Хотя

5

Чек якши – Очень хорошо (татар.).

6

Ишиксез – Нет сомнений (татар.).