Без крыши. Алексей Борисов

захихикал.

      – Основание – сам факт публикации. Прокуратура по закону имеет полное право.

      – Ну, спасибо, – только и ответил я.

      – А ты наши сводки не читаешь, – ласково попенял мне коллега.

      В кабачке «Синьор Робинзон» играла музыка. По вечерам в будние дни клиентов было немного. Мы вдвоем с Егором сидели в зальчике с бильярдом, за плетёной загородкой, которая изображала часть необитаемого острова. Как обычно, пили пиво. Домой, в пустую и не слишком тёплую квартиру, мне что-то не хотелось.

      – Брешут все. Верить вообще никому нельзя, – говорил Егор, закусывая блинчиком с сёмгой. – Думаешь, твой Домашевский на тебя не стучит? Ха! Размечтался…

      – Ему-то зачем? – попробовал возразить я.

      – А затем, чтобы выслужиться! Чтобы на пенсию не вытурили. Чтобы ещё денег пополучать не за хрен собачий.

      У Егора получалось довольно убедительно. И сам он был убедителен по своему обыкновению – с пудовыми кулачищами и живым весом в сто тридцать кило, при росте метр девяносто. Знал я его, можно сказать, с незапамятных времён. Я тогда был начинающим репортером, а Егор тёрся в неформальной тусовке, сражался за экологию и демократию. Стоял на митингах с портретом Ельцина. Потом судьба привела его в помощники к одному депутату, откуда мой приятель пробился в мэрию.

      Но во властных структурах Егор не стал засиживаться. Прекратив, по его собственному выражению, маяться дурью, он рванул покорять банковскую сферу. К моменту нашего вечернего разговора за ним уже числился солидный стаж финансиста-практика, и командовал бывший юный демократ целым отделом в кредитном учреждении.

      – Вот, по-твоему, чьих это рук дело? – спросил я его уже слегка заплетавшимся языком.

      Егор хмыкнул, поддевая вилкой очередной кусок.

      – Не знаю. Мутная какая-то история. Я бы даже подумал, что тебя специально подставляют, если бы не эта проверка. Прокуратура просто так ничего не делает.

      – Прокуратура? Да она спала года три, не меньше. В упор ничего не видела и видеть не хотела! И про сына, и про махинации в архивах каждая собака в аппарате знала! – я непроизвольно повысил голос, и официантка с любопытством оглянулась на нас.

      – Ты сам всё за меня сказал, – спокойно заметил Егор. – Три года спала, а тут – бац! – и проснулась. Кто ее разбудил? Кто сказал «фас»?

      – Егор, дорогой, – проникновенно ответил я, хлебнув из бокала, – ты пойми: Забегалов – не та фигура, чтобы палить по ней из главного калибра. Это не политическая величина и не олигарх, у которого хотят забрать бизнес. Его шкурная выгода на сраных этих диссертациях – копейки по меркам серьезных людей.

      – Это я понимаю, не беспокойся, – кивнул мой собеседник. – Тут всякие варианты возможны. Может, Хрюшникову твоему сигнальчик сверху подают: мол, ты, товарищ, не очень расслабляйся у себя в парламенте. Помни, благодаря кому ты свою должность получил, и не думай с поводка соскочить. А, может быть, через Забегалова, через его возможное падение, хотят кого-то из настоящих вождей ослабить.

      – Кого? – спросил я в упор. – Кобякова?

      – Не