Вечная мерзлота. Виктор Ремизов

и посверкивая металлическими фиксами, стаскивала с Егора спасательный круг. Тот будто прирос к разбухшей одежде. Егор виновато, как нашкодивший щенок посматривал вокруг и на Сан Саныча, его колотило, платок сполз с головы кокши, она решительно стянула круг вместе с телогрейкой и, уверенно обняв боцмана за пояс, потянула в сторону тепла.

      Шлюпка встала на место.

      – Шабаш! – раздался уверенный голос Померанцева.

      – Фролыч, ты как? – Белов увидел, что на голове старпома нет шапки, надел на него свою.

      – В порядке! – кивнул старпом, оберегая дымящуюся папиросу.

      Белов с благодарностью глянул на своего старшего помощника. Тот увидел его взгляд, подмигнул, чуть улыбнувшись, все, мол, слава Богу.

      – Снимаемся! Вставай на брашпиль! – Белов решительно пошел в рубку.

      Все были на борту. Все было в порядке. «Полярный» ждал, когда его снимут с якорей. Сан Саныч проехался пятерней по мокрым волосам, сбивая с них снег, двинул вперед ручку телеграфа и нагнулся к переговорному:

      – Самый малый, давай!

      И вскоре почувствовал, как ожила машина. «Полярный» снова был полон сил.

      – Ну, с Богом! – скомандовал сам себе Белов, и высунулся из рубки, – Выбирай!

      Вскоре буксир встал на курс, принимая волну левой скулой. Качать стало меньше, только временами какая-то высокая волна врезалась, сотрясая весь корпус и окатывая судно до самой рубки и дальше. Белову было весело, он потянулся, включил радиоприемник. Передавали последние известия… «ткачихи Ивановской фабрики…» он снова выключил. Не хотелось никаких ткачих. У него на буксире… у них тут все было в порядке. Даже веселой музыки не надо было. Хотелось слушать злобный, рваный вой побежденного шторма и чувствовать гордость за свою команду. В ботинках хлюпало, под ногами растекалась лужа. В рубку сунулся Померанцев:

      – Товарищ капитан, разрешите вас подменить? – он уже был в сухой одежде. Как будто стеснялся чего-то. – Меня Иван Семеныч послал.

      Белов застыл на секунду, но кивнул головой, ткнул пальцем в курс и уступил штурвал.

      В большой каюте под тремя одеялами сидел на кровати боцман. Его так трясло, что казалось из-за него трясется вся каюта.

      – Спирту примешь? – рассмеялся Белов.

      Егор, один нос которого торчал из одеял, затряс головой – не понять было, надо ему спирта или, наоборот – не хочет.

      – Выпьешь?

      – Нет! – выдохнул Егор и спрятался совсем, одни глаза остались. Пробубнил что-то виноватое в одеяло.

      – Чего ты? – не понял Сан Саныч.

      – Ду-думал все уже. Потону! – во взгляде боцмана до сих пор был испуг.

      Фролыч, улыбаясь, стягивал с себя мокрое, шлепал на пол. Зевал неудержимо, разморенный теплом.

      – Кочегар этот, Йонас, ничего мужик… ну и Климов… Не видно же ни хрена, как Егора разглядели?

      Белов изучал малиновую рожу старпома и завидовал, самому хотелось сходить на шлюпке в такой шторм. Он любил своего спокойного и сильного старшего помощника.