Вечная мерзлота. Виктор Ремизов

были и недовольные. – Знаем твои зачеты, начальник! Фраеров ищешь!

      – Тихо!! Тихо стоим!! Я тебе, сука, дам фраеров!! – заорали конвоиры.

      – Уведите, пожалуйста! – приказал Клигман конвойным и скрылся за дверью.

      Горчаков с Белозерцевым легли спать на полу медпункта у самого входа, но пришел маленький злой старшина конвойных войск и положил на их матрасы сменных часовых. Их же, брезгливо изучив ночные пропуска, отправил под конвоем в зону.

      Так они оказались в общей двадцатиметровой палатке. На сплошных двухэтажных нарах лежали боком, тесно сдавившись одним сплошным телом. Без матрасов, на бушлатах и телогрейках, у кого они были… от людей воняло так, что и запах махорки не перешибал.

      Белозерцев, пошептавшись с дневальным, согнал кого-то с хорошего места недалеко от печки, уложил туда Горчакова, а сам куда-то исчез. Горчаков лежал, слушал привычный вечерний гвалт, этап был свежий, какие-то бытовики пару месяцев назад еще гуляли на воле. Многие не спали, разговаривали вполголоса, обсуждая новое место. В самом конце палатки кто-то балагурил приятным баском, рядом с ним вдруг начинали смеяться. После нескольких недель в душном трюме даже в такой тесноте было неплохо.

      – …и сухой паек выдали за три дня. Никто и не надеялся, а дали. Говорят, тут заполярная норма – килограмм хлеба! Параша[17], думаешь? – спрашивал негромко сосед слева, он лежал через одного, но так близко, что казалось, говорит прямо в лицо Горчакова.

      – Это посмотрим еще, куму как верить? У тебя покурить нет? – отвечал невысокий, видимо, мужик, колючим затылком время от времени задевавший подбородок Горчакова.

      – И одеяла байковые обещали! А лес-то какой, ты видал? Чаща́, брат! Интересно, есть тут грибы-ягоды? Говорили, люто в заполярье-то, а ничего, вроде, не холодно!

      – Так лето…

      – Ну, я в Казахстане на ру́днике парился, вот там жарко сейчас. Из жары да в холод плохо это для человека, как думаешь?

      – Да чего мне думать, начальники пусть думают, – сосед громко зевнул.

      Дневальный загремел металлической дверцей печки, слышно было, как, привычно матерясь на что-то, пихает дрова.

      – Дай ей просраться, браток, – одабривал кто-то хрипло с нижнего яруса. – Окоченели в этой барже, аж яйца звенят…

      – Ты видал? – зашептал опять сосед слева. – Блатных всех отделили. А куда это их? Может, тут без них работать будем? Ребята говорили, теперь раздельно все будут…

      – Да как уж без них? Их-то куда девать?

      – Вот и я тоже… Говорят, их в Игарку или в Норильск отправят. Это далеко? Игарка-то? У меня ботинки были… больше года носил, хорошие, дегтем их мазал, не текли почти… украли на барже! Деготь-то еще есть, а ботинок нет, беда одна от этих урок. Парнишка ведь молоденький стянул, потом еще смеялся надо мной!

      – Давай спать, что ли?

      – Ага, давай, я что-то… на новом-то месте боязно мне всегда, я на ру́днике привык уже, там у меня повар земляк был. Хотя в лесу-то мне всяко лучше… мы – тверские, у нас леса вокруг деревни, а чего же еще!

17

Параша – обычно емкость для фекалий. В данном случае параша – непроверенный слух.(жарг.)