Брат мой названый. Владимир Смирнов

с нескрываемым чувством явного превосходства. Скажи мне что-то подобное такой паренёк ещё вчера – точно бы рассмеялся, да и отшил как-нибудь. Как он меня выручит, чему научит! Молоко на губах не обсохло! Но здесь…

      Ника понимает моё молчание и так же уверенно продолжает:

      – Значит так. Я сегодня учусь, и опаздывать в гимназию нельзя. Это не наша школа, зачем лишние проблемы. Но в половине второго буду свободен, и мы встретимся.

      Он буквально диктует свои условия, видимо не предполагая, что я могу сказать хоть что-то против:

      – У тебя деньги здешние есть?

      Я показываю пачку. Ника с заметным удивлением перебирает, рассматривает петеньку с обеих сторон и даже на свет и наконец разочарованно тянет:

      – Это не то.

      – Да я и сам понимаю. Но что есть.

      – Даже рубли пока не трогай, а остальное вообще спрячь. Потом разберёмся. Вот тебе немного мелочи, перекусить хватит. На Мытном рынке или на Торговой всегда найдёшь пирожки, кулебяки и квас. Цены копеечные, позавтракаешь. Когда поймёшь что к чему, будет легче. Встречаемся здесь. Я побежал. Пока.

      Пока. Хоть что-то понятно. Где и когда. А вот что – пока всего лишь что-то.

      Глава 5

      Ника убежал, а я остаюсь переваривать услышанное. Рассказал мальчик много и подробно, с кучей разных мелочей, что вполне понятно – возраст, впечатлительный, память хорошая. Не то чтобы он меня полностью ошарашил – кое-что я успел понять и до него.

      Сам по себе всплывает в голове старый фильм. Герой в незнакомом городе на другом берегу океана, без денег и документов. И как-то выкручивается. Что у меня? Незнакомый знакомый город. Жилья нет, но часов через двенадцать надо будет где-то заночевать. Банковского билета в миллион фунтов стерлингов нет, только мелочь, полученная от Ники. Джековы деньги по причине жёсткости пока что не годятся даже в качестве туалетной бумаги. С языком всё ясно, за сто лет он изменился мало. Аборигены меня поймут, ежели не на жаргоне буду общаться. Впрочем, за последнее время поумнел, к тридцати годам перешёл на нормальный язык, хотя студенческий сленг ещё проскакивает. Но следить за речью всё равно придётся. Реалии своего времени надо забыть. Здесь нет электричества, радио и всего, что с этим связано. В сущности, всё это похоже на некую игру с изначальными ограничениями. Заиграюсь, забуду, пообещаю кому-нибудь позвонить завтра с утра – ничего страшного, как-нибудь выпутаюсь. Не Штирлиц в логове врага. Ладно, поживём – увидим.

      А места, о которых Ника рассказал, – знакомые. Родник – сам туда хожу с такими же бутылями. Не то что колодезная вода не нравится – просто привык, ритуал такой. Деревня с церковью – Сельцово, другой там нет. И в развалины храма, который когда-то был Преображенским, захожу иногда. Захожу просто так. То ли из прошлого хочу что-то вытащить, то ли ещё почему – не знаю. Однако Преображенским он только был или и сейчас им несмотря ни на что остаётся? Если когда-нибудь сподобятся вернуть его к жизни, должны будут освятить. Стало быть, сейчас он вроде как никакой, безымянный. Это