Брат мой названый. Владимир Смирнов

защищаться, тогда проще.

      Однако я вроде бы запутался – эта логическая цепочка закольцевалась. Если я здесь неслучайно, хотя думаю, что случайно, тогда Ника тоже неслучайно, хотя по его словам похоже, что случайно. Или он такой хороший актёр?

      Ладно, сам расскажет, не выдержит. Может, начитавшись детективов, сейчас думает, что меня к нему для связи прислали (хотя сам я такое почти не читаю, но что-то подобное выстроилось). Наверное, на уроке ёрзает, шило в скамье, минуты считает. Пойду посмотрю перевоз.

      Спускаюсь по Купеческому. Причал. Подходит баржа на буксире. Похоже, это и есть паром. Сходит-заходит публика. Самая разная. Может, и мне на тот берег отправиться да этим же рейсом и обратно вернуться? На город без новой биржи посмотреть.

      Будка на причале. Передо мной мужик платит за двоих три копейки без сдачи. Ясно, даю две, получаю полкопейки назад. Стало быть, переправа, если не путаю, за три гроша. Становлюсь персонажем трёхгрошовой оперы? Или три гроша надежды? На что?

      Баржа отваливает. Смотрю на публику. Бабы с гремящими бидонами. Молоко продали, домой возвращаются. Есть люди и почище – похоже, дачники. Конец мая, видимо, сезон начинается. Всем туда-сюда надо. И я со своим неопределённым настоящим и ещё менее определённым будущим. То ли прогрессор-регрессор по-стругацки непонятный, то ли ещё кто. А главное – бабочек не давить.

      Рядом слева молочницы стоят. Что постарше, тараторит:

      – Чего молоко в город было возить, всё дачники разбирали. А тут Марья Сергеевна возьми и откажись!

      – А почему вдруг? Она четверых своих на лето привезла да двух племянников, молока-то много надо.

      – Вот и я о том же говорю! А что получилось? У меня летом в каждом бидоне большом лягушка сидит – молоко дольше не киснет. И ничего в этом особенного – и мать моя, и бабка так делали.

      – Ну да, и у меня так же.

      – Вот-вот. А тут понесла ей молоко, а лягушку вытащить забыла. Уж как забыла, ума не приложу. Молоко переливаю, а она возьми да и прыгни! Что тут было! Плач, крики! Не будем, говорит, больше вашего молока пить. А я говорю, Марья Сергеевна, голубушка, не бойтесь Вы, у меня завсегда лягушки в молоке были, не киснет оно так. Нет, говорит, не знала – и не знала. А теперь не могу. Вот и пришлось в город везти. Полдня потеряла. Надо завтра новых дачников искать. Каждый день не наездишься.

      – Да уж, капризные эти городские. Но что делать?

      Лягушка в молоке – кто-то мне рассказывал это раньше. Да сестра бабушкиной соседки, которая всю жизнь в деревне прожила и сама так молоко хранила. Холодильников не было, если в колодец бидон спускать, то только в свой. И чтобы вода в молоко не попала. С лягушкой проще.

      Смотрю вправо. Два мужика обсуждают цены на доски для флигеля. То ли себе, то ли подрядились кому-нибудь построить. Разговор как разговор. Лесу на восемь восемьдесят пять, гвоздей на пятьдесят копеек, кровельщику за работу семь восемьдесят, ещё что-то. И всего за флигель шестьсот рублей. Много или мало – кто ж его знает…

      Впереди