Неподобающая Мара Дайер. Мишель Ходкин

мой живот медленно заполз уродливый страх.

      – Вот и все, – сказала я, глядя матери в лицо.

      Мускул над ее веком дернулся.

      – Ты была в «Тамерлане»… – начала она.

      О господи.

      – …Здание рухнуло. Кто-то сообщил об этом в три часа утра. В четверг. Когда появились полицейские, они услышали твой голос.

      Отец откашлялся.

      – Ты вопила.

      Мать бросила на него быстрый взгляд, прежде чем снова повернуться ко мне.

      – Здание обрушилось так, что ты оказалась в воздушном кармане, в подвале. Но когда до тебя добрались, ты была без сознания. Может, из-за жажды, а может, на тебя что-то упало. У тебя несколько синяков, – сказала она, откидывая мои волосы.

      Я посмотрела мимо мамы и увидела ее отражение в зеркале над раковиной. Интересно, как выглядят «несколько синяков», когда тебе на голову падает дом?

      Я приподнялась. Молчаливые медсестры напряглись. Они вели себя скорее как охранники, чем как сестры.

      Мои суставы запротестовали, когда я выгнула шею, чтобы заглянуть в зеркало поверх бортика кровати. Мама тоже посмотрела. Она была права: на правой скуле у меня красовалось синеватое пятно. Я откинула назад темные волосы, чтобы увидеть, насколько оно большое, но под волосами ничего не было. Если не считать синяка, я выглядела…. Нормально. Нормально для меня, просто нормально – и точка.

      Я перевела взгляд на мать. Мы были такие разные. У меня не было ни ее утонченных черт уроженки Северной Индии, ни идеального овала лица, ни блестящих черных волос. Вместо этого я унаследовала аристократический нос и челюсть отца. И, если не считать одного синяка, по мне вообще нельзя было сказать, что на меня рухнул дом.

      Я прищурилась на свое отражение, потом откинулась на подушки и уставилась в потолок.

      – Доктора сказали, что с тобой все будет в порядке. – Мама слабо улыбнулась. – Сегодня вечером ты даже сможешь вернуться домой, если будешь себя достаточно хорошо чувствовать.

      Я перевела взгляд на медсестер.

      – Зачем они тут? – спросила я маму, глядя на них в упор.

      От этих женщин у меня по спине бежали мурашки.

      – Она заботились о тебе со среды, – ответила мама.

      Она кивнула на медсестру с отметиной на щеке.

      – Это Кармелла, – сказала мама, потом показала на вторую: – А это Линда.

      Кармелла, медсестра с рубцом на лице, улыбнулась, но в улыбке ее не чувствовалось тепла.

      – У тебя неплохой правый хук.

      Я сморщила лоб и посмотрела на маму.

      – Ты запаниковала, очнувшись тут в первый раз, а они должны были присутствовать, когда ты очнешься, – просто на тот случай, если ты будешь… слегка дезориентирована.

      – Такое постоянно случается, – сказала Кармелла. – И, если сейчас ты чувствуешь себя в своей тарелке, мы можем уйти.

      Я кивнула, в горле у меня пересохло.

      – Спасибо. И извините.

      – Ничего страшного, милая, – ответила медсестра.

      Слова ее казались фальшивыми. Линда за все это время не проронила ни звука.

      – Дай нам знать, если тебе что-нибудь понадобится.

      Они