Королевская шутиха. Филиппа Грегори

и сделала выпад.

      Уилл как-то ловко увернулся и вдруг оказался сбоку. Деревянное лезвие его меча упиралось мне в горло.

      – В настоящем поединке это означало бы твою смерть, – сказал он. – Думаю, теперь ты станешь серьезнее относиться к нашей учебе.

      Но я захихикала.

      – Я же не мальчишка, чтобы увлекаться сражением. Давай попробуем еще раз.

      На этот раз я была проворнее и сумела полоснуть мечом по краю его камзола.

      – Великолепно, – прошептал Уилл. – Давай еще раз.

      Мы упражнялись, пока мои удары не стали выглядеть правдоподобно. Потом Уилл начал учить меня отступать, уклоняясь в разные стороны. В углу лежал толстый коврик. Уилл его расстелил и показал, как надо кувыркаться, уходя от противника.

      – Видишь, как все это смешно? – спросил он, усаживаясь по-турецки.

      Сейчас он был похож на мальчишку, усевшегося почитать книгу.

      – Не очень-то и смешно, – призналась я.

      – Я все время забываю: ты ведь не столько шутиха, сколько блаженная, – вздохнул он. – Ты не воспринимаешь смешную сторону жизни.

      – Воспринимаю, – обиделась я. – Просто у тебя это выходит не смешно.

      – Неправда! – возразил Уилл. – Я почти двадцать лет смешу королей, вельмож и придворных. Я появился при дворе, когда король Генрих был влюблен в Анну Болейн. Помнится, я пошутил на ее счет, и он больно надрал мне уши. Но моя шутка пристала к ней. Над моими шутками смеялись взахлеб, когда тебя еще на свете не было.

      – Сколько же тебе лет? – спросила я, вглядываясь в его лицо.

      Морщины вокруг рта. Морщины вокруг глаз. Но во всем остальном легкий, долговязый Уилл напоминал мальчишку-подростка.

      – Сколько мне лет? Мы ровесники с моим языком, а вот зубы чуть-чуть меня моложе.

      – Я серьезно спрашиваю.

      – Могла бы и сама сосчитать. Мне тридцать три. А почему ты спрашиваешь? Хочешь выйти за меня замуж?

      – Нет уж, благодарю покорно, – замотала головой я.

      – Ты бы стала женой умнейшего в мире шута.

      – Ни за что не выйду за шута.

      – Успокойся, тебе это не грозит. Умный мужчина остается холостяком.

      – И все равно ты меня не рассмешишь, – поддела я его.

      – Ничего удивительного. Ты хоть и маленькая, но женщина. А у женщин нет чувства юмора.

      – У меня есть, – возразила я.

      – Откуда у тебя это чувство? Женщина не создана по образу и подобию Божьему. Поэтому она не видит смешную сторону жизни.

      – А я вижу! Вижу!

      – Говорить можно что угодно, но чувства юмора у тебя все равно нет, – торжествующе ухмылялся Соммерс. – Если бы женщины были наделены чувством юмора, стали бы они выходить замуж? Ты когда-нибудь видела мужчину, желающего женщину?

      Я покачала головой. Уилл просунул свой меч между ног и лихорадочно забегал взад-вперед.

      – Мужчина, охваченный желанием, не может ни говорить, ни думать. Точнее, все его мысли подчинены плотскому желанию. То, что болтается у мужчины между ног, управляет им, как след управляет гончей. Единственное, на