Могикане Парижа. Александр Дюма

встретил нашу соседку.

      – Где это?

      – Я шел домой, а она уходила.

      Коломбо промолчал.

      – У нее был в руках какой-то сверток.

      – Что ж в этом интересного?

      – Да ты подожди…

      – Ну, я жду.

      – Я спросил у консьержки, что она понесла.

      – Это зачем?

      – Затем, чтобы знать.

      – А!..

      – Она сказала, что то были рубашки.

      Коломбо опять промолчал.

      – А знаешь, для кого были эти рубашки?

      – По всей вероятности, для какого-нибудь магазина.

      – Ну, нет, для госпиталей и монастырей.

      – Бедная девушка! – прошептал Коломбо.

      – Тогда я спросил Марию-Анну…

      – Это еще кто такая?

      – Да кто же, как не консьержка! Разве ты до сих пор не знал, что ее зовут Марией-Анной?

      – Нет.

      – Чудак! Три года живет в доме и ничего не знает!

      Коломбо сделал такие движения глазами, плечами и ртом, будто хотел сказать:

      – А что мне до того, что консьержку зовут Марией-Анной или как-нибудь иначе?

      – Впрочем, это в твоем характере, да и не в том теперь дело, – продолжал Камилл. – Я спросил еще у Марии-Анны, сколько может заработать эта девушка на рубашках для больниц и монастырей, и знаешь, что она мне ответила?

      – Нет, но, наверно, очень мало.

      – По франку за рубашку.

      – Боже мой!

      – Ну, а как ты думаешь, сколько времени употребляет она на то, чтобы сшить одну такую рубашку?

      – Почем же я знаю?

      – И то правда! Я забыл, что ты не любопытен! На то, чтобы сшить рубашку, требуется целый день работы и при том работы каторжной, с шести часов утра до десяти вечера, а если ей захочется заработать еще тридцать су, т. е. ровно столько, чтобы порядочно поесть, то приходится посидеть и ночь.

      На лбу у Коломбо выступили крупные капли пота.

      – Не правда ли, ведь это просто ужасно? – продолжал Камилл. – Да отвечай же ты, гранитное твое сердце! Разве это возможно, чтобы прекрасные создания божьи должны были вести жизнь рабочего животного?

      – Ты совершенно прав, Камилл, – ответил Коломбо, почти настолько же тронутый добротою своего друга, сколько и несчастьем бедной девушки. – Я даже очень рад, что ты так хорошо понял положение несчастных трудящихся женщин, этих святых, искупляющих перед Богом ленность других людей.

      – Отлично! Ты это на мой счет прогулялся?? Спасибо!.. Ну, да, впрочем, все равно! Я и сам с тобой совершенно согласен… Это действительно – безобразие! Женщина… женщина, которую Бог создал для счастья человека, для рождения, кормления, воспитания детей… Это чудное существо, состоящее из лепестков розы, аромата всех цветов и капель росы… Это богиня, одна улыбка которой для человека все равно, что луч солнца для природы… И вдруг она наемница монастырей и больниц, и шьет на них рубашки, да еще за один франк в день! За вычетом воскресений и праздников, это не составляет и трехсот франков в год… Значит, чтобы