Могикане Парижа. Александр Дюма

принимал приходивших навестить его товарищей по школе, он обратил в спальню для Камилла.

      Таким образом, кровати их разделяла только тонкая деревянная переборка, сквозь которую было все слышно.

      Коломбо пошел было сначала к мебельщику кварта ла Сен-Жан, но не нашел у него ничего, кроме ореховой мебели, и, хотя сам спал на простой крашенной кровати, решил, что его аристократический друг должен спать на постели непременно черного дерева.

      Мало-помалу удаляясь от квартала Сен-Жан и перейдя два рукава Сены, он очутился на улице Клэри.

      Здесь он нашел все, что ему было нужно: кровать, бюро, диван и шесть стульев из черного дерева.

      Стоило все это пятьсот франков.

      Но так как в кармане у Коломбо была ровно полови на этих денег, ему пришлось остаться в долгу.

      Чтобы застлать кровать, он положил на нее свои два тюфяка, две подушки и одеяло, а сам остался при одном пружинном матрасе, маленькой подушке и зимнем пальто вместо одеяла.

      Возвращаясь домой, он спешил как на пожар, воображая, что Камилл ожидает его уже целый час.

      К счастью, оказалось, что тот все еще не возвращался.

      – Тем лучше! – подумал добряк, – он придет и за станет свою комнату уже готовой!

      Камилл пришел домой только в одиннадцать часов вечера.

      Коломбо с торжеством ввел его в комнату.

      – Ух! – вскричал Камилл. – Мебель черного дерева! Милый мой, у нас ее употребляют только негры.

      Сердце Коломбо болезненно сжалось в третий раз.

      – Ну, да это все равно, – продолжал Камилл. – Ты ведь хотел сделать лучше. Дай я тебя поцелую. Спасибо тебе.

      VII. История княгини де Ванвр

      Первые дни совместной жизни друзей пришли в рассказах и воспоминаниях, в которых Камилл являлся то жертвой, то героем.

      Все радости этой богато одаренной и эгоистичной натуры состояли в удовлетворении своих прихотей, все горести возникали из невозможности удовлетворить их.

      Камилл много путешествовал – был в Греции, в Италии, на Востоке, в Америке, и беседа с ним могла бы доставить для любознательного Коломбо истинное наслаждение. Но Камилл путешествовал не как ученый или артист, и даже не как обыкновенный путешественник. Он бывал всюду как птица, и каждый новый ветер сдувал с его крыльев те пылинки, которые на них попадали в той стране, из которой он улетал.

      Была только одна вещь, которая занимала его по всюду – красота женщины, которая ослепляла, поражала и увлекала его во всех странах. Камилл был человек скорее чувственный, чем впечатлительный; наслаждение скользило по его телу, не проникая до сердца. Он отдавался счастью, сладострастью и любви совершенно так, как другие люди принимают ванну. Он пользовался ими дольше или короче, смотря по тому, насколько они ему нравились.

      Оказывалось, что он готов был отдать все огромные девственные леса, все озера, саванны и прерии, всю Грецию с ее руинами, весь Иерусалим со всеми его воспоминаниями, весь Нил с его тысячью городов за один