Могикане Парижа. Александр Дюма

заставила их отказаться от этого художественного наслаждения.

      Но что за женщина была ее мать, если могла оставить такого нежного ребенка одного в поле и притом чуть не ночью?

      Судя по ее положению и дыханию, нетрудно было догадаться, что она спит уже давно.

      Мюллер и Жюстен, всегда останавливавшиеся во время своих прогулок при каждом оживленном споре, отошли и остановились и теперь и принялись рассуждать о весьма, в сущности, интересном вопросе: всегда ли красота наружная соответствует красоте нравственной?

      Разговор этот тянулся около четверти часа, но за девочкой так никто и не приходил.

      Но где же была ее мать?..

      Уж не отдыхали ли ее родители тоже где-нибудь во ржи? Башмаки на девочке были так запылены, что не оставляли сомнения в том, что она пришла очень издалека.

      Жюстен и Мюллер опять огляделись, потому что были уверены, что мать не может далеко уйти от этого ребенка.

      Но и на этот раз поблизости не оказалось никого.

      Они переглянулись и по общему молчаливому согласию осторожно вошли в рожь, стараясь не разбудить ребенка.

      Исходив поле вдоль и поперек и обойдя его кругом, как охотники за дичью, они все-таки не нашли никого.

      Оставалось только разбудить девочку и расспросить ее.

      Она проснулась и с удивлением окинула из взглядом больших прекрасных синих глаз.

      Но во взгляде этом не было и тени страха.

      – Что ты тут делаешь, дитя? – спросил Мюллер.

      – Отдыхаю, – ответила она.

      – Как отдыхаешь? – с удивлением переспросил Жюстен.

      – Так. Я очень устала… Не могла больше идти, прилегла вот здесь и заснула.

      Странно, ребенок проснулся, увидел чужих и не стал звать матери.

      – Так ты очень устала? – с участием спросил старик.

      – Да, сударь, очень! – подтвердила она, встряхивая головою, чтобы оправить свои кудри.

      – Значит, ты издалека? – спросил Жюстен.

      – Очень издалека.

      – А где твои родители?

      – Родители? – спросила она, приподнимаясь и глядя на них с таким удивлением, будто ее спросили о вещи ей совершенно неизвестной.

      – Да, родители? – повторил Жюстен ласково.

      – У меня родителей нет, – сказала девочка так же просто, как если бы сказала: я не знаю, о чем это вы у меня спрашиваете!

      Друзья печально переглянулись.

      – Да как это может быть, чтобы у тебя родителей не было? – настаивал Мюллер. – Где твой отец?

      – У меня отца нет.

      – Ну, а мать?

      – И матери тоже нет.

      – Так у кого же ты жила?

      – А у кормилицы.

      – Где же она?

      – В земле.

      С этими словами девочка горько, но тихо заплакала.

      У Жюстена и Мюллера тоже навернулись на глаза слезы.

      Девочка стояла, словно ожидая дальнейших вопросов.

      – Как же ты попала сюда совсем одна? – спросил Мюллер.

      Она вытерла слезы руками и несколько успокоилась.

      – Я иду с нашей стороны, –