Потоп. Генрик Сенкевич

вышли. В коридоре их окружили шотландские солдаты, вооруженные мушкетами. Заглоба совсем растревожился.

      – Ведь не повели бы они нас на смерть без ксендза, без исповеди? – шепнул он на ухо Володыёвскому.

      Затем старик обратился к офицеру:

      – Как звать тебя, пан?

      – А тебе, пан, зачем мое имя?

      – У меня много родных в Литве, да и приятно было бы знать, с кем имеешь дело.

      – Не время представляться, глуп, однако же, тот, кто стыдится своей фамилии. Рох Ковальский, коли хочешь знать.

      – Достойное семейство! Мужи – добрые солдаты, женщины – добродетельны. Моя бабушка была Ковальская, но оставила меня сиротою, когда я еще на свет не появился. А ты, пан, из Верушей или из Кораблей Ковальских?

      – Что это ты, пан, среди ночи мне допрос учиняешь?

      – А потому, что мы с тобою, наверно, сродни, ведь вот и вся стать у тебя моя. В костях широк, да и плечи точь-в-точь мои, а я в бабушку уродился.

      – Ладно, в дороге поговорим. Времени будет достаточно!

      – В дороге? – спросил Заглоба.

      Тяжелое бремя свалилось у него с плеч. Отдуваясь, как мех, он тотчас расхрабрился.

      – Пан Михал, – шепнул он Володыёвскому, – ну не говорил ли я тебе, что нас не казнят?

      Тем временем они вышли на замковый двор. Ночь уже спустилась на землю. Лишь кое-где пылали красные факелы или мерцали фонари, отбрасывая неверные отблески на конных и пеших солдат разного рода оружия. Весь двор был забит войсками. Видно, шли приготовления к походу, так как всюду царила суматоха. Тут и там в темноте маячили копья и дула мушкетов, конские копыта цокали по мостовой; отдельные всадники проезжали между хоругвями; это офицеры, очевидно, развозили приказы.

      Ковальский остановил конвой и узников у огромной хлебной телеги, запряженной четверкой лошадей.

      – Прошу садиться! – сказал он.

      – Тут уже кто-то сидит, – взбираясь на телегу, сказал Заглоба. – А наши короба?

      – Короба под соломой, – ответил Ковальский. – Поскорее! Поскорей!

      – Кто же это тут сидит? – спрашивал Заглоба, всматриваясь в темные фигуры, вытянувшиеся на соломе.

      – Мирский, Станкевич, Оскерко! – последовал ответ.

      – Володыёвский, Ян Скшетуский, Станислав Скшетуский, Заглоба! – ответили наши рыцари.

      – Здорово! Здорово!

      – Здорово! В хорошей компании поедем. А куда нас везут, не знаете?

      – В Биржи! – ответил Ковальский.

      С этими словами он дал команду трогать. Полсотни драгун окружили телегу и двинулись в путь.

      Узники стали вполголоса разговаривать.

      – Шведам нас выдадут! – сказал Мирский. – Я так и думал…

      – По мне, уж лучше у врагов сидеть, нежели у изменников! – заметил Станкевич.

      – А по мне, – воскликнул Володыёвский, – лучше пуля в лоб, нежели сидеть сложа руки во время такой жестокой войны.

      – Не суесловь, пан Михал! – остановил его Заглоба. – Ведь с телеги можно удрать,