Руины. Вадим Храппа

храпящей и стонущей, и смеющейся во сне, роты. Ясюченя вдруг подумал, что этот ефрейтор, наверное, побаивается калининградцев. Не всех, конечно, но вот этих троих – Тюрина, Иванова и Кузьмина. Подумал, но не удивился. Он в последнее время не удивлялся.

      Они вытащили из-за пожарного щита лопаты и огромный, сваренный из листа железа и арматуры, скребок, и стали убирать свою часть плаца. Тюрин и Козий впряглись в скребок, а Иванов управлял им. Сгребали снег к краю, а остальные откидывали его лопатами за бордюр.

      – Дывысь, з других рот ще никого нэмае, – сказал Опудало.

      – Это их дело, – сказал Ясюченя.

      Он воткнул деревянную лопату в сугроб и закурил. От дыма на голодный желудок стало немного тошнить. Он затянулся еще пару раз, забычковал и сунул окурок в карман ватников.

      – Эй! – крикнул Тюрин. – Вы там пошевеливайтесь! Может, перед подъемом еще погреться успеем.

      «Какая, к черту, разница!» – подумал Ясюченя, но работать стал быстрее.

      Вышли молодые москвичи из карантина и тоже стали убирать снег. Неуклюже, еле ползая.

      – Скорее бы салаг до нас прислали, что ли… – сказал кто-то. – Все-таки полегче будет.

      – Говорят, их не будут раскидывать по ротам. Так и оставят – молодую роту.

      – Откуда ты знаешь? – спросил Ясюченя.

      – Говорят…

      – Что же, мы так и будем въебывать до конца?!

      – Хреново, – сказал Говор. – Мне нужна хорошая шапка.

      – Пойди, да сними.

      – Там за ними смотрят. Я думал, когда в роту придут, заберу.

      – Насрать мне на твою шапку! – сказал Ясюченя. – Что же, мы так и будем, до дембеля, на полах заезжать?!

      – Да чего ты ко мне-то прицепился? Пойди к комбату, скажи ему, что не хочешь заезжать. Может, послушает.

      – Еби твою в душу мать! – сказал Ясюченя.

      – Надо будет на работе у них шапки посдирать, – сказал Говор. – Я знаю, где они работают. В обед сходим.

      – Тебя потом ёный старшина здярот…

      – Это Гулый?! Пошел он к ебени матери. Я ему на голову потом кирпич скину.

      – Гляди, они уже в роту пайшли.

      Иванов и Тюрин пошли в казарму, а Козий потоптался возле двери, но зайти не рискнул, а встал на веранде, закурил и стал ждать остальных.

      – Давайте быстрее, да тоже пойдем, – сказал Ясюченя.

      Снега оставалось немного, и они его быстро убрали.

      Ясюченя дальше сушилки не пошел, а сел в угол, зарывшись в бушлаты. До шести оставалось минут тридцать, и можно было поспать. Здесь, в сушилке, Мамедов не сразу его найдет и, может, сам свою койку застелет.

      Ясюченя уснул мгновенно, и тут же:

      – Подъем!!!

      Он встрепенулся, но вовремя вспомнил, что вскакивать не нужно, и только еще плотнее вжался в бушлаты. В казарме затопали.

      – Рота, отбой!!! – вдруг резкий голос Саидова, от которого у Ясючени стало холодно в животе.

      Топот, и все стихло.

      – Подъем!!! – тот же голос.

      Топот.

      – Отбой!!!

      Ясюченя знал, что сидящего в сушилке это не касается, но все равно было страшно. От такого