Руины. Вадим Храппа

он сейчас услышит.

      А потом он позвонил в последний раз. Коротко, резко… И она вдруг с грохотом откинула крышку и полезла в унитаз рукой, и шарила там, ничего не находя, а вторая рука никак туда не влезала. И она чуть не кричала от этого. Ну, что же этот ключ! Ну, никак!..

      А потом он ушел. Из ванной она не могла слышать его шагов, но почувствовала, что за дверью его больше нет.

      Таня вытащила руку из унитаза и подставила под струю из крана. Горячей воды не было. Вода становилась все студеней, и стало сводить руку от холода.

      А она все плакала, плакала… И никак не могла понять: как же она утром выберется из дома? Да выберется как-нибудь…

      И все плакала, раскачиваясь и задевая плечом ванну, и плакала уже в голос, и уже не было смысла зажимать рот.

      А потом, в разное время – одна раньше, другая позже – обе узнали, что в ту ночь он повесился.

      Когда-то в кафе

      У нее были глаза, как Балтийское море – серо-зеленые, со стальным оттенком. Бесконечно одинокие, затаившиеся глаза человека, давно отчаявшегося и давно пережившего свое отчаяние. Глубокие суровые глаза.

      Но к ней нельзя было подойти. Ее нельзя было окликнуть. Ее одиночество было закалившимся до стального блеска. Я знал, что если бы решился подойти, тронуть ее… Может, что-нибудь случилось бы? Наверняка бы что-то произошло!

      Но я сидел, забившись в угол, и молча смотрел, как она берет кофе, расплачивается…

      Наверное, она заметила мой взгляд, потому что села за столик боком, не лицом ко мне… Аккуратно пила, еле касаясь чашки мягкими губами, подкрашенными темной помадой.

      Потом встала, вскользь коснувшись меня холодным металлом, вышла.

      В воздухе таяло легкое чистое облачко горького пара.

      Вуктыл, страна Коми, 1986 г.

      Сказка о Великом Народе

      Это было страшное время. Безвременье. Когда мужчины были трусливы, глупы и продажны, как женщины. А женщины – грубы и развратны, как мужчины…

      Когда правда считалась ложью, а ложь – истиной…

      Когда убивали красоту и почитали уродливость,

      И миром правили жадность и лесть,

      И доносчиков превозносили, а

      Палачам давали ордена…

      В это жуткое время, в разных концах планеты родились Он и Она.

      Они росли, ничего не зная друг о друге. В разных концах планеты, Он наливался силой и мужеством, Она – нежностью и красотой.

      Они росли и выросли.

      Он – смелым и честным. Она – верной и кроткой. И оба они были выше своего народа, стройнее, светлее глазами и теплее кожей. И народ их за это возненавидел. Но тайно. Еще не посыпались в них камни, не прошелестели вслед доносы, не шлепались плевки. Потому, что еще не было подобных этим двум в истории народа, а неизвестное и непонятное рождало в нем, кроме ненависти, и страх.

      Они выросли и повзрослели. И обоим, каждому в своем конце планеты, было очень одиноко. Ему было некому говорить правду, а от нее никто не требовал верности. И оба поняли, что дальше так жить не смогут. И пошли