Правда. Пехотная баллада. Терри Пратчетт

по сортирному отводу с раскаленной докрасна кочергой и…

      – Нет! Я имел в виду…

      – Нас утопят в бочке с вином?

      – Нет, Арнольд, я сказал «жить», а не «умирать» как короли.

      – Кроме того, ты из любой бочки с вином выпьешься наружу… – пробормотал Гаспод. – Ну, хозяева́, что скажете? О да, конечно, и хозяйка. Я могу… Рон может передать тому парню, что мы согласны?

      – Несомненно.

      – Лады.

      – Гаввварк… птю!

      – Разрази его гром!

      Все посмотрели на Все-Вместе Эндрюса. Его губы задвигались, щеки задрожали. А потом он поднял вверх пять демократических пальцев.

      – Большинство – за, – подытожил Гаспод.

      Господин Кноп закурил сигару. Курение было единственным его пороком. Ну, или единственным пороком, который он считал таковым. Все остальные были не более чем профессиональными навыками.

      Порочность же господина Тюльпана была беспредельной, однако он признавался только в пристрастии к дешевому лосьону после бритья – нужно же человеку что-то пить. Наркотики он пороком не считал хотя бы потому, что настоящие наркотики попались ему лишь однажды, когда они обнесли одного лошадиного доктора. Тогда господин Тюльпан заглотил пару больших пилюль, от которых все вены в его теле вздулись, как лиловые шланги.

      И головорезами они не были. По крайней мере, они не считали себя головорезами. Не были они и ворами. По крайней мере, они не считали себя ворами. И наемными убийцами они себя тоже не считали. Наемные убийцы любили попонтоваться и строго следовали установленным правилам. А Кноп и Тюльпан («Новая Контора», как господин Кноп любил себя называть) никаких правил не соблюдали.

      В общем и целом они считали себя посредниками. Людьми, которые заставляли вещи случаться. Людьми, хорошо справляющимися со своей работой.

      Необходимо добавить: под фразой «мы думаем» всегда подразумевалось, что так думает господин Кноп. Господин Тюльпан тоже пользовался головой – как правило, с расстояния восьми дюймов, – но вот мозгами он пользовался очень редко. В основном он доверял всякие многоступенчатые осозмышления господину Кнопу.

      Зато господин Кноп, в свою очередь, не был хорош в продолжительном, бессмысленном насилии, а потому искренне восхищался практически неиссякаемым запасом такого насилия у господина Тюльпана. Эти совершенно разные качества, которыми обладали партнеры, в сумме давали нечто большее, чем могло получиться при простом сложении. И только встретившись, господин Кноп и господин Тюльпан сразу почувствовали это. К примеру, господин Кноп с первого взгляда понял, что господин Тюльпан вовсе не псих, как это казалось всему окружающему миру. Некоторые негативные качества, достигая совершенства, перерождаются в самой своей природе. Так и господин Тюльпан превратил собственную ярость в подлинное искусство.

      Это была не ярость по отношению к. Это была чистая платоническая ярость, поднимающаяся из змеиных глубин души, неиссякаемый фонтан раскаленного докрасна негодования. Всю свою жизнь господин Тюльпан балансировал на тонкой грани, к которой большинство людей подходит лишь в самый