Господин военлет. Анатолий Дроздов

и просто солдаты – ставить и снимать ангары, охранять самолеты. Аэроплан положено хранить в сухом месте – от влаги намокают полотняные крылья, да и дерево силового каркаса коробится. Лак, которым они покрыты, не всегда спасает. Потому авиаторы не летают в дождь, опасаются заходить в облака: можно потерять ориентировку. Чудо техники! Другой нет. Это первая война, в которой авиация воюет.

      «Вуазен» заходит на посадку. Внезапно выключается мотор, и мы планируем в полной тишине, если не считать свиста ветра в расчалках крыльев аэроплана.

      – Славный аппарат! – кричит Рапота восторженно. – Сам садится!

      «Вуазен», и в самом деле, легко касается колесами земли и после короткого пробега останавливается. К нам бегут. Не дожидаясь специальной лесенки, выбираюсь из гондолы. На мне кожаная куртка и авиационный шлем, обтянутый коричневой клеенкой. А вот сапоги свои: нужного размера ботинок не нашли. Фельдфебель обещает раздобыть в скором времени. Снимаю шлем и авиационные очки. Без них в воздухе нельзя – кабина открытая.

      – Отчего заглох мотор? – это моторист. Он запыхался и дышит тяжело.

      – Я выключил! – успокаивает Сергей. – Хотел показать прапорщику планирование.

      – А если б ветер? – это Егоров. По нему не видно, чтоб бежал, но штабс-капитан появился одновременно с механиками. – При неработающем двигателе хватило бы порыва. Сергей Николаевич, сколько можно?

      – Виноват, Леонтий Иванович!

      По лицу Рапоты не видно, что раскаивается. Похоже, выговоры для него привычны.

      – Что скажете, Павел Ксаверьевич? – Егоров смотрит на меня. Впервые ко мне обращаются не по званию. Это знак.

      – Надо оснастить сиденья привязными ремнями.

      Сергей морщится, на лице штабс-капитана немой вопрос.

      – Однажды поручик Рапота уже выпал из гондолы. Если это случится на высоте, я не смогу посадить аппарат – нет опыта и навыков. Аппарат сломается, а это убыток казне. К тому же аэропланов у нас мало. Мы должны воевать.

      Егоров смотрит испытующе, но на моем лице только забота о матчасти. На собственную жизнь нам плевать, и это правда. Трусов здесь не любят – впрочем, как и в любой другой армии, но пусть кто скажет, что Красовский – трус! Про дуэль с князем знают не только в крепости.

      – Резонно! – заключает штабс-капитан. – Синельников!

      Немолодой механик выступает вперед. Егоров обращается к нему:

      – Слышали?

      – Так со склада взять и поставить, – степенно говорит Синельников. – Ремни были, их благородие велели снять.

      – Верните на место! А навыки… – штабс-капитан делает паузу. – Будем восстанавливать, Павел Ксаверьевич!

      Сергей надувается. Улучив момент, отвожу его в сторону, объясняю: боюсь высоты, а просить ремень только себе – стыдно. Серега мгновенно оттаивает. Наличие ремня не обязывает пристегиваться. Подхожу к Синельникову. Выслушав мою просьбу, он задумывается:

      – Винтовочку