До последнего вздоха. Роки Каллен

свою руку. Мама боролась с псом, пока ей не удалось вышвырнуть его на улицу и закрыть дверь. Он рычал, и через дерево слышался его лай.

      «Больно! Больно!» – плакала я, когда мама обняла меня. Кровь была повсюду. На моей футболке. На простыне. Она взяла меня на руки и устремилась к двери. Пес продолжал гавкать и, казалось, намеревался вцепиться ей в ноги. Мы вышли из дома. Сели в машину. И поехали в больницу. Это было первое посещение больницы, которое я запомнила. Это было единственное посещение больницы, когда нам не пришлось врать на осмотре.

      Да, это было до тебя. Поэтому не было странных падений. Ушибленных лбов. Несчастных случаев. Других травм. Которые на самом деле были зашифрованным посланием: нас снова избил отец. В тот раз мы были вдвоем, и это был всего лишь собачий укус. Мне наложили десять швов, и, когда мы приехали домой, неадекватный рычащий пес, которого, несмотря ни на что, я все еще любила, был отправлен в собачий приют.

      Когда я посмотрела на тебя, стоящего на нашем крыльце, я увидела грустные глаза щенка, которого я обнимала в машине по пути домой в дождливый день. Ты смотрел на маму так, будто не верил в то, что она настоящая. И на меня ты смотрел так же. И ты стал на колени, чтобы положить ладони мне на щеки и сказать, что я такая же красивая, как мама. Но даже когда ты говорил это, ты выглядел грустным.

      И я захотела взять тебя домой. Я не знала, что ты тоже укусишь.

      8

      Август,

      память отпускает меня из своих объятий. Я вдыхаю, втягивая с воздухом все хорошо знакомые подробности этого воспоминания, которое так и не заняло свое место в общей картине. Как одна деталь пазла из тысячи элементов.

      Мне нужны все детали. Как иначе я смогу собрать себя воедино? Как иначе я смогу найти свой путь?

      Мама все еще наверху в ванной. Я все еще выглядываю из-за входной двери. Отец все еще на подъездной дорожке.

      Но только когда я перевожу взгляд с отца на место на тротуаре, с которого он не сводит глаз, я вижу тебя. Отец крутит ключи на пальце и выглядит так, словно не может решить, в какую сторону ему идти. В ту же секунду я сбегаю по ступеням крыльца и оказываюсь во дворе. Я хотела бы, чтобы между вами оказалась толпа, численностью со все население нашего города, но здесь только я, а я всего лишь воздух.

      Отец делает шаг в твою сторону.

      – Ты друг Элли, да ведь?

      Его походка ленивая, а голос негромкий.

      Август, ты стоишь на тротуаре, порывисто дышишь, твоя грудь поднимается и опускается, пока ты сжимаешь и разжимаешь кулаки.

      – Да, – говоришь ты тихо. А потом громче: – Да, я ее друг.

      Отец кивает, у него мрачное лицо. Обеспокоенное. Я сглатываю. Это похоже на ловушку.

      – Мне жаль, парень. Это стало ударом для всех нас. Ты бы видел мать Элли. Бедняжка, она совсем раздавлена.

      Поначалу ты ничего не отвечаешь. А потом осторожно говоришь:

      – Я соболезную вашей утрате, мистер Уокер.

      Отец снова кивает, медленно и серьезно. Его волосы зализаны назад и лоснятся от пота.