История русского шансона. Максим Кравчинский

и лето проходит, зима настает,

      А и надо чем Усам голову кормить,

      На полатях спать и нам сытым быть.

      Ах нуте-тка, Усы, за свои промыслы!

      А мечитеся по кузницам,

      Накуйте топоры с подбородышами,

      А накуйте ножей по три четверти,

      Да и сделайте бердыши и рогатины

      И готовьтесь все!

      Ах, знаю я крестьянина, богат добре,

      Живет на высокой горе, далеко в стороне,

      Хлеба он не пашет, да рожь продает,

      Он деньги берет да в кубышку кладет,

      Он пива не варит и соседей не поит,

      А прохожих-то людей ночевать не пущат,

      А прямые дороги не сказывает.

      Ах, надо-де к крестьянину умеючи идти:

      А по полю идти – не посвистывати,

      А и по бору идти – не покашливати,

      Ко двору его идти – не пошарковати.

      Ах, у крестьянина-то в доме борзые кобели

      И ограда крепка, избушка заперта,

      У крестьянина ворота крепко заперты…

      Выводы о правоте «буржуазных историков» делайте сами. И напоследок песня, по преданию, сложенная самим Разиным в темнице и написанная им углем на стене:

      Схороните меня, братцы,

      Между трех дорог,

      Меж московской, астраханской,

      Славной киевской;

      В головах моих поставьте

      Животворный крест,

      А в ногах моих положьте

      Саблю вострую.

      Кто пройдет или проедет —

      Остановится,

      Животворному кресту он

      Тут помолится,

      Моей сабли, моей вострой

      Испужается:

      Что лежит тут вор удалый,

      Добрый молодец,

      Стенька Разин, Тимофеев.

      Столетие спустя песни аналогичного содержания народ сочинит о Емельяне Пугачеве:

      Нас пугали Пугачем – он кормил нас калачом.

      Государь нас бил с плеча – Пугач дал нам калача.

      Пугача было путались и ко церкви собирались:

      Мы иконам поклонялись и кресты мы целовали.

      Но пришел Емелюшка, его пришла неделюшка.

      Голытьба тут догадалась, к Емельяну собиралась;

      Позабыли про иконы, про кресты и про поклоны, —

      Все пельмени да блины, веселились туто мы,

      А попов всех на костры, и пузатых под бастрык.

      Емельян-то не дурак, а он просто был чудак:

      Сам во царской душегрейке, в серебряном кушаке

      И во красном колпаке на крыльцо он выходил

      И красотку подманил, к себе близко подзывал

      И сестрою называл: «Уж ты, сестрица моя, стань государева жена!»

      Емельяновы «холопы» понадели все салопы,

      А как барские девочки отдавали перстенечки —

      Перстенечки не простые, изумрудны, золотые.

      «Бери ножик, бери меч – и пошли на бранну сечь!»

      Тут ватага собралась: и кыргызы и татары – и вся вместе рать пошла:

      С Емельяном в колесницах понеслись громить столицы.

      Емельян Пугачев.