Генералиссимус Суворов. Леонтий Раковский

отец.

      По мнению Василия Ивановича, ждать больше было незачем, – приличие соблюдено, и сегодня Сашенька может сделать предложение княжне Варваре. Александр Васильевич согласился, – он тоже не любил откладывать то, что намерен был сделать.

      Суворов устал ходить по комнате. Взял книгу и присел к окну.

      Просматривая книги в отцовской горнице, он нашел им самим когда-то купленную любопытную книжку:

      «ПОДЛИННОЕ ИЗВЕСТИЕ О СЛАВНЕЙШЕЙ КРЕПОСТИ, НАЗЫВАЕМОЙ СКЛОННОСТЬ, ЕЕ ПРИМЕЧАНИЮ, ДОСТОЙНОЙ ОСАДЫ И ВЗЯТЬЯ».

      Книжка была презабавная и как раз к месту: в ней серьезным языком, словно в каком-нибудь Вобане, описывалось взятие генерал-аншефом по имени Постоянство крепости Склонность. В книжке действовали полковник Признание, майор Верность, капитан-поручик Обманное Лукавство и другие, все в таком же шутливом тоне.

      К книжке прилагался обстоятельный чертеж крепости со всеми болверками, горнверками, равелинами и контрэскарпами, которые назывались так же, как и все в ней, именами чувств: ревность, зависть, неимоверствие и прочими.

      Было забавно читать это:

      «Перьвое фундамент сея крепости заложен наподобие сердца, внутри того одна полата наполнена богатством (Добродетели), которые больше, как золото и драгоценные камни, почитаются».

      Суворов перелистывал шершавые страницы книжки и думал, как сегодня он возьмет свою крепость. Он решил взять ее, как брал настоящие, – стремительным штурмом. Подойти и сказать без дальних околичностей: «Княжна Варвара, не хотите ли быть моей женой?»

      И все тут!

      Этот разговор был Суворову неприятен. Он чувствовал себя так, точно ему предстоит сегодня говорить об условиях сдачи на капитуляцию своего войска. Но жребий был брошен. Отступать Суворов ни в чем не любил.

      Занятый чтением и своими мыслями, Александр Васильевич не услыхал, как в комнату вошел отец.

      Василий Иванович был уже готов: одет, напудрен и завит дворовым куафером. Старик остановился у порога, с удивлением глядя на сына.

      Саша был в старом мундире, без единого ордена.

      – Ты что ж не одеваешься? Уже пора ехать.

      – Я одет, папенька.

      – Ты одет? Да ведь я говорил: нонче надо кончать. Чего тянуть? У отца, как сказано, брови густы, да карманы пусты, а Варюта – старшая дочь, засиделась в девках: ей уже двадцать пять годов. Я все, брат, доподлинно узнал. Отдадут!

      Суворов вспыхнул. Его обидело: выходит, он ничего не стоит, ежели за него можно сватать любую, что ли?

      Но тотчас же вспомнил свои сорок три года, многочисленные морщины на лбу и у висков и сдержался.

      «В военном деле не очень везет, может быть, хоть в другом вывезет!» – подумал Суворов.

      – Прошка! – полуоткрыв дверь, сердито закричал Василий Иванович. – Ты чего, стервец, смотришь? Барин-то еще не одет!

      Прошка, виновато моргая глазами, втиснулся бочком в комнату и, неуклюже переваливаясь, точно медведь, подбежал к молодому барину.

      «Опять начинается мука, – думал Суворов. – Снова этот камзол, застегнутый на все крючки! Снова отсиживать