Генералиссимус Суворов. Леонтий Раковский

Александр Васильевич был готов.

      Суворов всегда избегал смотреть в зеркало, но, проходя через зал, мельком взглянул на себя.

      Они без зеркала чувствовал, что затянут, сдавлен, неестествен и смешон. Из зеркала на него глядел какой-то напомаженный штабной франт, который, конечно, никогда не нюхал пороху.

      Анюта, замужняя сестра Александра Васильевича, не отходившая сегодня ни на шаг от брата, заметила недовольное выражение Сашеньки.

      – Хорошо, Сашенька! Ей-ей, хорошо! – заторопилась она, зная горячий, своенравный характер брата.

      Суворов передернул плечами.

      – Помилуй Бог, красавец! Точно прусский сержант! Огородное пугало! – фыркнул он и, круто повернувшись на каблуках, поспешил прочь от зеркала.

      Затем начался новый искус – поехали в церковь к венцу. Яркий свет паникадил, чад от многочисленных свечей, духота, десятки любопытных лиц, которые беззастенчиво глазели на жениха и невесту.

      Суворов и Варюта шли между двумя плотно сбитыми рядами людей, жавшихся поближе к ковровой дорожке.

      «Точно сквозь строй прогоняют!» – подумал Суворов.

      А со всех сторон явственно доносился шепот:

      – Это какой у него орден?

      – И до чего худущий…

      – Невеста-то, невеста! Краля бубновая!

      – За едакого сухопарого идет…

      – Пойдешь, коли у него, сказывают, десять тыщ душ!

      Венчаясь, Суворов стоял навытяжку, словно на вахтпараде. Трудно было признаться даже самому себе, но приходилось: Александр Васильевич старался казаться чуточку повыше ростом, потому что рядом с Варютой он был как солдат с левого фланга рядом с правофланговым.

      Наконец венчание окончилось. Оставалась последняя тягостная повинность – сидеть за свадебным столом. Начались бесконечные поздравления, тосты, крики «горько». Александр Васильевич готов был провалиться сквозь землю. Чтобы хоть как-нибудь преодолеть смущение и неловкость, он пил. И в первый раз в жизни захмелел.

      Вспоминая теперь вчерашний день, Суворов не мог припомнить даже, когда и как он укладывался спать.

      Суворов осмотрелся. Было уже поздно. В окна глядел не солнечный, но светлый от снега, прозрачный, морозный день.

      «Совсем обабился, заспался! Срам! – с досадой подумал Суворов. – Скорее, скорей обливаться!»

      Вылить на себя ведро холодной воды сейчас хотелось больше, чем когда бы то ни было, – голова после вчерашнего была еще немного тяжеловата.

      Он осторожно выскользнул из-под атласного одеяла, стараясь не разбудить жену.

      Возле кровати, на креслах и просто на полу, была разбросана одежда.

      Новенький генеральский мундир небрежно свисал с кресла, касаясь одним рукавом пола. Тут же, в кресле, легким комком белело нарядное подвенечное платье Варюты.

      Парик закатился под стол.

      А брюки лежали на другом кресле – Александр Васильевич едва увидал их под ворохом юбок и прочего кружевного хлама.

      Суворов скривился.

      Он не стал надевать брюк,