Молчание бога. Александр Золотько

– и мимо? В упор? Сломанная рогатина... окованное железом древко в мужскую руку толщиной. И, наконец, бегущие от опасности охотники...

      Пусть они только полгода занимались этим ремеслом, но каждый из сидящих в комнате прекрасно знал: первое, что запоминают охотники: бежать бессмысленно. Еще никому не удавалось убежать от оборотня или упыря. Убить – да, убить можно, а убежать...

      – Вот такие дела... – сказал Ловчий.

      Слова эти взлетели к закопченному потолку, скользнули в приоткрытую дверь и вылетели под морозное звездное небо. Потом ударились о него между Медведицами и упали где-то к югу, в районе Рима. А, может, они упали на пол прямо там, в душной комнате, пропитанной растерянностью и страхом, а в Риме прозвучали уже другие, просто очень на них похожие слова. Скорее всего, так оно и было, потому что вряд ли слова, сказанные Ловчим, смогли бы не заплутать в лабиринте римских катакомб. И точно не смогли бы среди тысяч закоулков отыскать именно тот, в котором одна серая тень сказала другой серой тени:

      – Вот такие дела сейчас творятся в известном вам месте.

      – И вы полагаете, что эти события повлекут за собой нужные последствия? – спросила вторая тень, – Я не верю в случайности. И мне странно, что корабль и книга были обнаружены... и кем?.. Что делал корабль, который мы ожидали, на побережье графства?

      – Шторм...

      – Да, конечно. Шторм, который, если верить отчету этого недоумка, закончился сразу после того, как тот самый корабль сел на скалы.

      – Но, Кардинал...

      – Если бы вы знали, сколько лет я кардинал, вы бы сошли с ума... Или я вас был бы вынужден отравить. Или приказать заколоть... – Тень вздрогнула.

      Это она так беззвучно смеялась.

      – Как хорошо, что я не знаю, как давно вы стали Кардиналом, – сказал собеседник Кардинала, намного выше его и шире в плечах.

      – Еще не все потеряно, Пес. Не все потеряно. Когда-нибудь вы узнаете слишком много, и это...

      – Позволит вам сделать то, что вы так давно хотите сделать, – подхватил тот, который иногда откликался на прозвище Пес.

      Он только пытался пошутить, но Кардинал часто терял чувство юмора.

      Дернулся язычок пламени на светильнике, раздался звук пощечины.

      – Смирение, сын мой, смирение! – сказал Кардинал, и Пес молча склонил голову. – То, что я хочу сделать, никак не соизмеримо ни с твоей жизнью, ни с твоей смертью. Мы ведь знаем, что ты можешь подохнуть в любой миг, по моему приказу. Знаем?

      – Вы хотите приказать?

      – Я хочу, чтобы ты это помнил. И чтобы ты не забывал – жизнь ради Господа, смерть ради Господа.

      – Я – грязь на деснице его, – сказал Пес.

      И в голосе его была сила. И ярость. И гордыня. Тень Кардинала вздрогнула на стене. Беззвучно.

      – Встань, – сказал Кардинал. Пес встал с колен.

      – Теперь Он может догадаться? – спросил Пес.

      – Он? Может. И, значит, мы должны начинать. Тем более что мы и так были готовы. Если бы не эта нелепость с последней партией агнцев...

      – Но ведь с орденом Черного креста