Молчание бога. Александр Золотько

руке.

      Монах встал с колен, отряхнул одежду и посмотрел в лицо Ловчему.

      – Иди, – коротко бросил Ловчий. – Он умер в бою. Сразу.

      – В бою, – сказал монах. – Он героически дрался. Ловчий не любил монаха, но знал, что тот слова не нарушит, что понимает – так надо. Иначе – нельзя.

      Нельзя. Ловчий шагнул вперед, опускаясь на колено, левой рукой прикрыл глаза оруженосца, а правой, державшей кинжал, провел по горлу. Тело забилось. Ловчий взмахнул оружием, отрубая голову. Встал, вытерши лезвие об одежду убитого.

      Никто из охотников не сказал ни слова. Они просто не заметили ничего. Все они почему-то в тот момент были заняты своими делами. Все произошедшее осталось между Ловчим, монахом и оруженосцем.

      – Вот ведь сука! – сказал Левша.

      – Что? – обернулся Ловчий.

      – Баба эта, мамаша девчонки, – пояснил Левша. – Она ж, зараза, вместо масла в горшок глину сунула, и пироги тоже из глины.

      – А зачем ей масло переводить и еду, – откликнулся вечный оппонент Левши, Стук, – ей семью кормить.

      Ловец сунул кинжал в ножны и снова посмотрел на луну.

      Бросить все. Все. И уйти за океан, на Запад. И просто жить.

      Вот прямо сейчас седлать коня, пару дней – и можно будет спокойно поговорить с Хозяином. С Серым всадником. С... Ловец улыбнулся, вспомнив все имена, которые они с приятелем сменили со времени знакомства.

      Он, наверное, сейчас спит в своем замке, да еще, наверное, не один. Он всегда был ходок по женскому полу! Задумавшись, Ловчий не заметил, как ушла луна и стало темно.

      – Туши забираем с собой? – спросил Стук.

      – Зверь – уже?..

      – Уже, – сказал Стук. – Рыжий гад, видать, либо из Британии, либо с Севера.

      – Забрать, – сказал Ловчий. – И пацана... Тоже заберите.

      К деревне они вышли только к рассвету.

      И к рассвету к церкви Трех деревень вышел Хозяин. Легко, словно тюк тряпья, нес он в опущенной правой руке человеческое тело. Толпа качнулась вперед, каждому хотелось увидеть, кто это убил их земляков, кто убил всех тех людей на корабле. Жители Трех деревень могли собачиться между собой сколько угодно, но никому чужому не было позволено обижать одного из них. В округе это, кстати, хорошо знали.

      Небо было чистым, серо-синим по-зимнему. Ветра не было. Молчали люди, только облачка пара взлетали над их головами. Что-то крикнула ворона, пристроившись на кресте церкви.

      – Вот он, – просто сказал Хозяин и бросил то, что принес, на промерзшую землю.

      Сухощавое тело, темное лицо, немного раскосые глаза.

      – Сарацин, – сказал кто-то в толпе.

      – Ассасин, – сказал Хозяин.

      Толпа дрогнула, но не отступила. Слухи о страшных посланцах Старца с Горы достигли и этих мест, но люди Трех деревень очень не любили, когда убивают их знакомых.

      – Он ваш, – сказал Хозяин и, отвернувшись, пошел к замку.

      Люди не набросились на убийцу. Они посмотрели на Кузнеца.

      – Несите доски, – сказал Кузнец, – А ты, Сморчок, беги в кузню и принеси в горшке жару...