Байкал. Книга 2. Татьяна Вячеславовна Иванько

чарку в стену, она жалобно тренькнула перед смертью и разлетелась в брызги. Разбив снадобье, он зло уселся за стол и, взявшись за ложку, проговорил:

      – Ох и гадюка ты, Яя, – качнув головой, и не глядя на меня. – Спишь со мной и то из милости. Из милости, али из жалости, кто вашу натуру бабью разберёт…

      – Что ж ты… городишь-то?! – задохнулась я. Ну уж после стольких лет вдруг обвинять в энтом, с чего и взял-то такую дурость!

      – Да с того! Вчерась не хотела, еле уломал! – зло зыркнул он.

      – Прям уж, уламывал! Цельный день с тобой на самолёте взмывали, замёрзла и устала, ну и привяла, сон сморил, чего обижаться-то? Силушки-то у меня помене твоей! – почти обиделась я.

      Он только отмахнулся.

      – Начинай! «Помене», молодая ты, не прониклась ишшо до краёв силой-то, в твоё время у меня вдесятеро меньше было.

      – Самолёт ты один поднимашь! – рассердилась я, сравнил, тоже мне.

      – Если бы тебя не было, и никакого самолёта не придумалось бы даже, будто не знашь! Тебе больше дано, ты…

      Теперь я отмахнулась.

      – Про зверьё ещё напомни!

      Он сверкнул зубами, зло усмехаясь:

      – Ах да! Позабыл совсем! Ты ж у нас Селенга-царица! Куды мне, лесовику замшелому до повелительницы всех зверей и птиц!

      – Про рыб позабыл ишшо! – улыбнулась я, надеясь перевести глупую ссору в шутку и, наконец, посмеяться вместе.

      Но я неверно рассчитала, вместо того, чтобы расслабить плечи и перестать зудеть, он взорвался.

      – Да что там рыбы!.. – он шарахнул по столу ладонью, отшвырнув ложку, поднимаясь, весь бледный, губы сжал. – «Рыбы»… Могул, царь царей на уме у царицы! Вот и всё! Все твои капризы, всё от того!

      – Да ты… – я отшатнулась, будто от удара от его слов и тоже поднялась, выходя из-за стола, на котором так и осталась стынуть отменная рыбная уха. – Дурак! Ох и дурак же ты, царский сын Арий!

      Я даже полотенце швырнула в него, в грудь попала дураку… С тем и вышла из горницы.

      – Ещё и какой дурак! – выкрикнул он мне вслед.

      Выскочила поспешно, неодетая, а на дворе холод, только что дождя нет… Но отправилась в хлев, в конюшню просто так, на скотину поглядеть. Они глаза на меня подняли, смотрят, понимают будто и сочувствуют. Муукнула бурёнка, вытянувшись ко мне большим розовым носом, лошади потрясли головами и гривами, будто говоря: «Чепуха, перемелется». Здесь было тепло, парко от их дыханий и больших тел. Я погладила их по тёплым шкурам, потрепала загривки, задала корма и вышла, потому что здесь вычищено, как всегда, Арий кажный день следит, рукой поведёт, всё само сметается, убирается, он усилий не затрачивает. Так что мне тут и делать было нечего, только что погладить каждого с лаской и благодарностью.

      На дворе ветер раскачивал наш красивый ветряк, который показывал и направление ветра и, даже, будет ли дождь, али снег. Хитро были связаны между собой тонкие и более широкие прутики и пластинки, нарочно отлитые и искусно выкованные для Ария из меди, он соединил их между собой, связал тонкими и крепкими нитями из жил, так что они легко