На войне как на войне. Виктор Курочкин

лейтенант Малешкин мылся с усердием и крякал от удовольствия, хотя вода была так холодна, что у него замирало сердце. Хозяйка вылила на спину Сане полный ковш ледяной воды. Саня ахнул и завертелся, как уж, хозяйка захохотала и бросила Сане полотенце. Малешкин с таким ожесточением растирал кожу, словно собирался содрать ее с костей. Хозяйка смотрела на него, насмешливо щурила глаза, а потом, вздохнув, сказала:

      – Ну и худющий же ты, хлопчик. Вылитый шкилет. В фуфайке как будто еще на человека похож, а так и смотреть не на что.

      Младший лейтенант Малешкин оскорбился, и хозяйка в его глазах мгновенно из красавицы превратилась в глупую вздорную бабу.

      «И чего в ней хорошего: долговязая лошадь», – думал он, глядя, как хозяйка, высоко вскинув голову, помахивая ведром, шагала к колодцу.

      Саня оделся, принял командирский вид, то есть напыжился, и, придав лицу холодное выражение, старался не обращать на хозяйку внимания. Но когда она со словами: «Отчипись, сатана!» – звезданула наводчика по уху и тот пробкой вылетел из кухни, Саня перестал дуться, простил хозяйке обиду и даже поинтересовался, как ее зовут.

      – Антонина Васильевна, – ответила хозяйка и так посмотрела на Саню зелеными глазищами, что младшему лейтенанту Малешкину стало жарко.

      Подавив смущение и придав голосу абсолютное безразличие, он спросил:

      – А муж-то где твой, Антонина Васильевна?

      – А где ж ему быть? Воюет, – с такой легкостью ответила Антонина Васильевна, словно муж за хатой рубил дрова.

      – За кого? За нас или за немцев? – спросил Домешек.

      Лицо у хозяйки мгновенно погасло, и она укоризненно посмотрела на Домешека.

      – А кто ж знает! Как ушел, так ни разу и не откликнулся.

      – Если с нами, откликнется, – заверил наводчик.

      – Дай-то бог, – вздохнула хозяйка и, подойдя к зеркалу, поправила волосы. А спустя минуту она была прежней: опять скалила зубы, язвила, поддевала Саню и легко, словно на крыльях, носилась по хате. Ухо у Домешека, видимо, остыло. Он не сводил с нее глаз, поминутно одергивая гимнастерку, ходил за хозяйкой по пятам и молол несусветную чепуху. А она беззаботно и заразительно хохотала. А когда наводчик увязался за Антониной Васильевной в погреб за огурцами, Сане стало не по себе. Пять минут ему показались вечностью. Все эти пять минут он страдал от ревности и проклинал свою робость. Когда они пришли из погреба с огурцами, Саня пытался по их лицам определить, что у них там было. Но так ничего и не понял. Антонина Васильевна смеялась и зубоскалила, а Домешек по-прежнему ходил за ней и все одергивал гимнастерку. Как Саня ненавидел в эту минуту своего наводчика! Он знал, что у Домешека на уме. Он же влюбился в хозяйку по-настоящему с первого взгляда, как влюблялся почти в каждом селе, в каждом доме, везде, где только можно было влюбиться.

      Пришли Щербак с ефрейтором, принесли два котелка холодного супа, четыре куска мяса, хлеб и водку.

      – Чертова кухня, в такую даль забрались. Пока шли, суп замерз, – ругался Щербак.

      – Незачем