Сочинения. Владимир Маяковский

ему на ухо:

      – Послушайте, господин бог!

      Как вам не скушно

      в облачный кисель

      ежедневно обмакивать раздобревшие глаза?

      Давайте – знаете —

      устроимте карусель

      на дереве изучения добра и зла!

      Вездесущий, ты будешь в каждом шкапу,

      и вина такие расставим по столу,

      чтоб захотелось пройтись в ки-ка-пу

      хмурому Петру Апостолу.

      А в рае опять поселим Евочек:

      прикажи, —

      сегодня ночью ж

      со всех бульваров красивейших девочек

      я натащу тебе.

      Хочешь?

      Не хочешь?

      Мотаешь головою, кудластый?

      Супишь седую бровь?

      Ты думаешь —

      этот,

      за тобою, крыластый,

      знает, что такое любовь?

      Я тоже ангел, я был им —

      сахарным барашком выглядывал в глаз,

      но больше не хочу дарить кобылам

      из сервской муки изваянных ваз.

      Всемогущий, ты выдумал пару рук,

      сделал,

      что у каждого есть голова, —

      отчего ты не выдумал,

      чтоб было без мук

      целовать, целовать, целовать?!

      Я думал – ты всесильный божище,

      а ты недоучка, крохотный божик.

      Видишь, я нагибаюсь,

      из-за голенища

      достаю сапожный ножик.

      Крыластые прохвосты!

      Жмитесь в раю!

      Ерошьте перышки в испуганной тряске!

      Я тебя, пропахшего ладаном, раскрою

      отсюда до Аляски!

      Пустите!

      Меня не остановите.

      Вру я,

      в праве ли,

      но я не могу быть спокойней.

      Смотрите —

      звезды опять обезглавили

      и небо окровавили бойней!

      Эй, вы!

      Небо!

      Снимите шляпу!

      Я иду!

      Глухо.

      Вселенная спит,

      положив на лапу

      с клещами звезд огромное ухо.

      1914–1915

      Хорошо!

Октябрьская поэма.1

      Время —

       вещь

       необычайно длинная, —

      были времена —

       прошли былинные.

      Ни былин,

       ни эпосов,

       ни эпопей.

      Телеграммой

       лети,

       строфа!

      Воспаленной губой

       припади

       и попей

      из реки

       по имени – «Факт».

      Это время гудит

       телеграфной струной,

      это

       сердце

       с правдой вдвоем.

      Это было

       с бойцами,

       или страной,

      или

       в сердце

       было

       в моем.

      Я хожу,

       чтобы, с этою

       книгой побыв,

      из квартирного

       мирка

      шел опять

       на плечах

       пулеметной пальбы,

      как штыком,

       строкой

       просверкав.

      Чтоб из книги,

       через радость глаз,

      от свидетеля

       счастливого, —

      в мускулы

       усталые

       лилась

      строящая

       и