Проза жизни. Владимир Николаевич Лукашук

были очень взволнованы происшествием. В курилке только и обсуждали:

      – Бедная девчонка. Угораздило же! Нас никого не задело, а ей досталось…

      К обеду по коридору проходил главный хирург. К нему сразу подступили:

      – Что с сестричкой?

      – Товарищи, мы сделали всё от нас зависящее, – ответил он устало. – Операция прошла успешно. Она будет жить.

      Лишь тогда мы успокоились.

      ***

      Минуло четыре дня. Артиллерийские залпы доносились уже ближе. Две наши армии с трудом сдерживали напирающего противника в районе Тингуты.

      С утра был обход. Когда главврач зашёл к нам, мы опять поинтересовались:

      – Как наша сестрёнка?

      – Идёт на поправку. Потеряла много крови, придётся отправлять в тыл. И, кстати, попросила разрешения попрощаться с вашей палатой. После обеда зайдёт, так как ночью отправим на переправу.

      Что тут началось! Все кинулись наводить порядок: подметали полы, убрали с тумбочек лишнее, поправили кровати. Я взялся бриться, моему примеру последовали остальные.

      Цветы – где их взять?! Нарвали невдалеке ромашек и цикория.

      Тут меня стукнуло! В конце коридора была подсобка. Среди швабр, вёдер, лопат стоял и красный флаг. Его вывешивали в школе в праздники, но вовремя авианалётов полотнище разорвало в клочья.

      Я оторвал кусок материи и принялся за дело. Мне вспомнилось, как моя младшая сестра занималась этим, и – несомненно! – так же должно было получиться у меня.

      ***

      И вот пришла эта дорогая, хотя и грустная минута. По коридору раздались знакомые шаги, и мы все затаили дыхание. На пороге появилась она – бледная и похудевшая, в той же белоснежной косынке. С той же несказанно привлекательной улыбкой.

      – Здравствуйте, дорогие мои, – сказала Надежда.

      – Сестра Улыбка, милая ты наша! – закричали раненые.

      Все пытались дотронуться до неё, пожать руку. А она просто сидела на табуретке и тихо плакала. Мы стали её успокаивать, и тогда она вновь рассмеялась. Её улыбка вмиг озарила нашу палату, и мужики конями заржали:

      – Наконец-то, солнышко наше выглянула! Не робей, всё будет хорошо.

      Я проникновенно сказал:

      – Закрой глаза, а после открой.

      Она послушалась. И когда открыла глаза, в них отразилось изумление:

      – Это мне?

      Я преподнёс ей розу из клочка красной ткани. Не спорю, я старался, и она выглядела точно живая…

      Заглянул старший санитар:

      – Пора ехать.

      Надежда поднялась, и вслед ей потянулись десяток рук. Девушка сказала:

      – Большое спасибо вам, товарищи.

      Мне показалось, что она быстро глянула на меня. Я глупо улыбался, ибо в моей душе царил полный сумбур: радость, гордость, нежность, отчаяние.

      Я вышел проводить Наденьку. Помог подняться в «полуторку». Там же разместились больные и тяжелораненые. Она села с краю, я стоял у машины внизу.

      Вдруг Надя наклонилась вниз и порывисто поцеловала меня в щёку. Машина тронулась,