Юность Остапа, или Записки Коли Остен-Бакена. Михаил Башкиров

позволяя себе поужинать тем, что приносил я.

      Но вот в одно прекрасное утро я увидел прежнего, заряженного энергией и энтузиазмом прирожденного авантюриста Остапа.

      Ну, не совсем прежнего.

      Злость и горечь наложили отпечаток на его лик.

      – Ох, Остен-Бакен, вам слабо накормить обильным дворянским завтраком пролетария умственного труда, люмпена общественных мероприятий, павшего на дно потомка янычара?

      Вернувшись нагруженный по ватерлинию припасами, я застал воспрянувшего комбинатора, энергично вышагивавшего из угла в угол.

      – Подпольный гений будет утолять хронический голод, а ты внимай.

      – Как я рад, как рад…

      – Не надо излишних эмоций… Да, меня, как жалкую ничтожную крысу, загнали в угол, лишив привычного поля деятельности.

      – Судьба играет человеком…

      – Но самое главное орудие, превратившее обезьяну в человека, всегда при мне.

      – Финский нож?

      – Бери выше.

      – Спички?

      – Голова, Остен-Бакен, обыкновенная голова, но до отказа набитая высококачественными извилинами.

      – Спиноза с аппетитом бенгальского тигра!

      – Марк Аврелий – без лишнего веса и амбиций.

      – Я не виноват, что у меня такая конституция…

      – Виноват в отсутствии интеллектуального прогресса.

      – Стараюсь, из кожи вон лезу – не получается.

      – Дело поправимое… Мы своей монаршей милостью производим вас, достопочтенный оруженосец, в полномочного и полноправного агента по аферам… Отказываться бесполезно.

      – А зачем мне отказываться от собственного счастья?

      – И то верно.

      – Есть идея?

      – Думаю, крестьяне-переселенцы столыпинского призыва нуждаются в посильной помощи со стороны мягкоспящих и вкусноедящих.

      – С этим я управлюсь махом!

      – Чувствуется моя школа. Запомни… Основа основ – отрепетированная жалостливая речуга. Упираешь на забитость и безграмотность, на сифилис, косящий крестьянские ряды…

      – На рахитизм!

      – Маслом кашу не испортишь. Для приема даров мобилизуй Ингу. Пусть берет все – на досуге сами рассортируем.

      Зов о помощи крестьянам-переселенцам, брошенный мной по-бендеровски душевно и проникновенно, разбудил в интеллигентских, околоинтеллигентских, дворянских и разночинных кругах добрые чувства.

      Я призывал: отдать последнее уезжающим в Сибирь!

      Инга упаковывала приношения в оберточную бумагу и перевязывала атласными лентами, пожертвованными подругами для благой цели.

      За день набралась целая пролетка, и я торжествующе доставил добычу в логово.

      Остап терпеливо ждал, пока я заполню флигель увесистыми свертками.

      – Я всегда утверждал: чувство вины перед простым народом – прекрасное чувство и, главное, полезное, как домашнее животное, дающее молоко, сливки и сметану. – Остап взял верхний, самый скромный пакет. – Надеюсь, индивидумы, оторванные от правды жизни, обрадуют нас расписными подносами, золотыми